— Вы можете как-то доказать, что действительно искренне верили в то, что вы Джо, бездомная продавщица журналов? Вместо попыток убедить нас, что страдаете от разнообразных психических состояний?
Зачем она спрашивает, когда я уже все объяснила?
— Как я уже говорила, я даже не помню, что была Джо. — Мои руки нервно сжимаются. — Но это правда. Даю вам слово.
— Ваше слово, — повторяет обвинительница. Затем поворачивается к присяжным. — Миссис Холлс, которая уже признала, что убила своего мужа, — хочет, чтобы мы поверили ей на слово.
Раздается нервное хихиканье.
— И вы также хотите, чтобы мы поверили вам на слово, что вы не знали о том, что Джош жив.
— Конечно, не знала! — выкрикиваю я. — Я действительно думала, что он утонул.
Поверенная смотрит в свои записи.
— Это правда, что вы жили на улице с августа и до конца декабря прошлого года?
— Я не помню.
— Принимается. Вас арестовали в Плимуте. Насколько хорошо вы знаете этот город?
— Я не знаю. Почти никак. Я имею в виду — я помню, как мы всей семьей ездили отдыхать на юго-запад, когда я была ребенком. До того, как умерла моя мать.
Я на миг закрываю глаза. Камеры видеонаблюдения, несомненно, показали, что я приехала туда на автобусе. Возможно ли, что в глубине души я сохранила положительную связь с этим местом?
— Несмотря на то, что́ вы только что сказали, присяжным может оказаться затруднительно понять, как вы «стали» Джо. Почему именно ее вы выбрали для перевоплощения? Почему, скажем, не знаменитость вроде герцогини Сассекской или Мэрилин Монро?
Снова хихиканье со стороны присяжных. Тем не менее она попала в точку.
С чего начать? Это сложно. Но беседы с психологом помогли мне это понять, и я должна попытаться.
— Я не уверена точно. Возможно, потому, что я не знаю никаких знаменитостей. Но я познакомилась с Джо до… до смерти Роджера. С той самой минуты, как ее встретила, я отчасти завидовала ей. Мне нравилось, что она может идти куда захочет. В то время мне ошибочно казалось, что на нее не давит груз забот. Теперь я вижу, что смущала ее чересчур покровительственным отношением. Как можно понять жизнь другого человека, если не живешь ею?
Но я намеренно не упоминаю, как думала, что уж у нее-то нет времени на тревоги о чем-то вроде трещин на тротуаре; и что мне понравилось ее умение ругаться, как матрос. Есть вещи, о которых лучше не говорить в суде.
Присяжные слушают будто завороженные. Такое ощущение, что я веду с ними приватный разговор.
— Я многое узнала о ее судьбе. Она рассказывала мне, что побывала в тюрьме и каково это. Рассказала, как жила в детских домах, где никак не могла привыкнуть и часто убегала. Ее детей отобрала служба опеки, и она потеряла с ними связь. Мне снились кошмары, когда она рассказала о своей уличной подруге, которой перерезал горло бродяга, накачанный метом. Мне передался ее страх, что на улице ты никогда не будешь в безопасности. Наверно, все это отложилось в моей голове.