— Иногда, — продолжает Хилари, — это человек, который хорошо знаком пациенту. Думаю, именно поэтому Элли решила, что она Джо. Однако я должна подчеркнуть, что все эти схожие названия могут вводить в заблуждение, поскольку индивидуальное поведение у всех проявляется по-разному. К примеру, некоторые оппоненты могут подумать, что у Элли диссоциативное расстройство идентичности. На самом деле о таком можно говорить, когда пациент принимает две или более личности помимо изначальной. Главное, что я хочу до вас донести, — как бы вы ни называли ее состояние, Элли искренне верила, что она Джо, хотя теперь уже ничего об этом не помнит.
— Но почему, как уже ранее спрашивало обвинение, Элли стала именно этой женщиной? — говорит Барбара. — Почему, скажем так, не кем-то более удачливым?
Голос Хилари тверд:
— Во-первых, это не вопрос преднамеренного выбора. Собственное объяснение Элли кажется мне вполне правдоподобным. Джо олицетворяла для нее свободу. Она вела жизнь на улице, близко к природе, ни перед кем не отчитывалась — хотя кому-то это может показаться ущербным существованием. А во-вторых — возможно, просто потому, что Джо очень сильно отличалась от Элли. И это ее способ полностью оставить свою психотравму позади.
Такое ощущение, что Хилари описывает кого-то другого. Неужели я действительно все это сделала? Однако это правда, что я чувствовала странную близость с бездомной женщиной, с которой подружилась. Иногда мне казалось, что если бы не милость Божья, многие из нас очутились бы в таком же положении.
— Именно так, и не иначе? — Поверенная прокурора приступает к перекрестному допросу. Она стоит подбоченившись и очень ясно выражает скептицизм. — Возможен ли другой диагноз?
— Есть вероятность, что это может быть личностное расстройство или расстройство адаптации, но оно не объясняет всех ее симптомов. Единственный диагноз, о котором я могу вести речь, исходя из симптомов миссис Холлс, — это комплексное посттравматическое стрессовое расстройство с диссоциацией.
— Вы можете рассказать нам что-нибудь еще о состоянии Элли?
— Сколько угодно. — Хилари поджимает губы. Я чувствую, что она уже сталкивалась с этим раньше. — Это обычное дело — винить себя за первоначальную психотравму, точно так же, как Элли обвиняли в смерти Майкла. Ее родители переложили большую часть своей ответственности на плечи Элли. И это чувство вины впоследствии заставило ее подсознательно искать контролирующего партнера, который продолжил бы наказание. ПТСР также может постоянно держать человека в сверхбдительном состоянии. В случае Элли это был вечный страх, что с окружающими может случиться что-то ужасное. Например, с ее внуком.
На свидетельскую трибуну вызывают еще одного психолога. Это сотрудник, который лечил меня вместе с Корнелиусом. Мне не нравится то, что я слышу. Поэтому я отключаюсь.
Я вновь прислушиваюсь только тогда, когда звучат фразы «потеря памяти» и «отгораживание от правды».
— Именно так Элли поступала в Хайбридже, — говорит психолог. — Это был ее способ справиться с ситуацией. То, что она повторила ту же самую схему после смерти Роджера, — еще одно доказательство, что замещение произошло в ее душе, а не явилось результатом преднамеренной попытки обмануть.
Выступают другие люди. И снова я теряю нить происходящего. Но затем вижу, что теперь показания дает Эми. Моя дочь. И хотя она слишком далеко — я протягиваю к ней руки. Но она смотрит холодно. Мое сердце сжимается от страха.
— Папа не был идеален, но я любила его.
Ее глаза сверкают. Это напоминает мне времена, когда она подростком подслушала, как мы с Роджером ругались из-за его студентки. Вскоре после этого мне пришлось отчитать ее за несделанное домашнее задание.
— Прекрати нудеть! — огрызнулась она. — Неудивительно, что папа больше тебя не хочет.
Мне стало очень больно, хотя я знала, что она вымещает на мне свою злость на него. Теперь она делает то же самое.
— Нам пришлось сказать сыну, что его дедушка умер.
Хотя я уже знаю об этом, ее слова ранят меня до глубины души.
Теперь голос моей дочери звучит сердито, звонко разносясь по залу суда.