— Ее тяжелое положение затронуло в вас какие-то струны?

— Да. Но это не было причиной…

— Это потому, что вы сами потеряли дом в молодости, когда юной девушкой вас изъяли из семьи и поместили в специализированный приют?

А я-то все гадала, когда же об этом зайдет речь.

— «Приют» — это устаревшее название, — парирую я. — Это была частная клиника.

— Как вам угодно. Там вас лечили от нервного срыва, насколько я понимаю.

— Да.

— Принимается. Впоследствии вы стали увлекаться волонтерской работой при тюрьме. Можете рассказать об этом подробней?

Почему она хочет это знать?

— Моя подруга по книжному клубу спросила, интересно ли это мне. Она вдохновила меня на вступление в местный Независимый наблюдательный совет — команду добровольцев, которая посещает тюрьмы, чтобы проверить, все ли там устроено, как следует.

Очередной раз, когда я не осознавала, что вскоре сама окажусь в подобном положении.

— Некоторые из нас — и я в том числе — помогали читать заключенным, которые не были достаточно грамотны. Я бросила это дело, когда родился Джош, чтобы проводить с ним больше времени.

— Почему вы вообще вызвались работать в тюрьме?

— Я считала своим долгом вернуть что-то обществу, а еще потому, что мне самой посчастливилось иметь дом и детей.

— Разве не может быть правдой, что столь обширный опыт на протяжении долгих лет помог вам сознательно и тщательно продумать ложную личность? Те люди, которые там находились, послужили вам материалом для изучения.

Так вот к чему она ведет.

— Нет. — Как заставить ее понять? — Они могли оставить след в моей душе, но я этого не осознавала.

— В душе. — Обвинительница повторяет это слово так, будто в него не верит. — Принимается. Скажите мне, Элли, — насколько важна для вас семья?

Ком в горле такой огромный, что мешает мне говорить.

— Очень важна, — выдавливаю я.