Ошеломленная, я опустилась в кресло возле французских окон, выходящих в сад. Когда муж вернулся, он занял место на диване, где сидела мачеха — в противоположном конце комнаты, как будто старался держаться подальше от меня.
— Почему ты не рассказывала мне про Майкла? — холодно спросил он.
— Потому что тогда ты не женился бы на мне! — воскликнула я. — Ведь правда?
Его молчание было красноречивей слов.
— Пожалуйста, только не говори детям! — взмолилась я. — Иначе Эми никогда больше не позволит мне присматривать за Джошем!
— А ты точно годишься для этого?
— Да! — всхлипнула я.
— Мне всегда казалось, что в тебе есть что-то странное. — Он разговаривал будто сам с собой. — Ты провела четыре года в психушке.
— Не называй ее так!
Он продолжал, не слушая меня:
— И ты до сих пор сумасшедшая.
— Нет!
— Да, это так. Достаточно вспомнить, как ты постоянно обвиняешь меня в изменах.
— Но ты же
Он пренебрежительно отмахнулся:
— Это просто случайные интрижки. Но они ничто, Элли, по сравнению с тем, что сделала ты. Верно?
После этого мы утратили маленькое счастье, которое — как я думала, обманывая себя, — обрели в последнее время. Роджер больше не раскаивался. Собственно, он даже наслаждался безнаказанностью. Всякий раз, когда я спрашивала, не задержится ли он опять допоздна, муж бросал на меня взгляд, говорящий: «Я имею на это полное право».
Однажды, когда Эми с Чарльзом пришли к нам на обед, они заговорили об ужасном случае из новостей, когда уставшая молодая мать уснула, сидя со своим малышом. Ребенок обмотал вокруг шеи шнур от жалюзи в гостиной и задохнулся.
— Она заслуживает пожизненного заключения, — заявила моя дочь. — Как она сможет жить сама с собой?
Роджер пристально уставился прямо на меня. Я выдерживала его взгляд так долго, сколько могла, а затем опустила глаза.