— Я выехал из Анжерона сразу же, как узнал обо всём. Но я уже говорил вам, что был нездоров. Сильнейший жар не позволял мне держаться в седле. А медлить было нельзя — если бы я провалился в беспамятство, какой-нибудь фанатик-маг мог привести приговор в исполнение, не дожидаясь моего возвращения в Лиму. Я вынужден был ехать в карете. Но за несколько часов до того, как в Лиму выехали два посыльных с официальными бумагами, я отправил к королеве еще одного гонца — виконт де Сервес должен был доставить Алессандре совсем другое письмо, в котором я сообщал ей обо всём, что случилось. К тому моменту, как она бы получила документ, подписанный лимским епископом, она уже знала бы, что наш развод был мнимым. Я просил ее уничтожить это письмо сразу же после прочтения, а потом без возражений отправиться в Сурель и там ждать от меня вестей. Она должна была знать, что я по-прежнему ее любил!
Мои слёзы уже высохли, а вот его темные глаза, напротив, были ими полны.
— Если бы я знал, что виконт не доедет! Если бы я знал, что Лесса не получит моего первого письма! Если бы я знал…
55. Продолжение рассказа
— Что же случилось с виконтом? — пролепетала я.
Я уже слышала его имя от шевалье де Ламажа, поэтому подтверждение хотя бы этих слов у меня было.
Этьен покачал головой:
— Я не знаю. О том, что он не добрался до дворца я узнал только спустя несколько дней. Он бесследно исчез. Была ли это случайность, или его убили те, кто хотел навредить Алессандре, я не знаю. Но я склоняюсь ко второму варианту.
— Но кому понадобилось ей вредить? И отомстили ли вы тем, кто это сделал?
Я уже знала, кем они были. Только не знала, как о них узнал его величество. И что случилось с супругами Жомини?
— Когда я, наконец, добрался до Лимы, — Этьен предпочел не отвечать на мои вопросы, а продолжить повествование, — я был уверен, что Алессандра уже в Суреле. Для меня было шоком узнать, что она исчезла. А когда я понял, что она не получила моего первого письма, чуть не сошел с ума от отчаяния. А потом…
Я знала, что было потом — в реке нашли тело Ванесс.
— Я слышала, у ее величества помутился рассудок, и она прыгнула в реку в центре Лимы.
— Да, — с губ Этьена сорвался тяжкий вздох, — именно так я думал тогда. Знать о том, что она покончила с собой из-за того, что я допустил столько ошибок, было невыносимо! Когда мне сообщили, что ее тело нашли, я вновь провалился в забытье — болезнь вернулась. Возможно, только это и спасло мой рассудок. Я провел в постели в бреду больше двух недель. Мне до сих пор больно думать о том, что я не присутствовал даже на погребении Алессандры, не отдал ей последнюю дань памяти. И даже когда я поднялся с постели, я уже не был прежним собой. Вы спрашивали, отомстил ли я врагам? О, я был полон решимости это сделать. Это позволило бы мне переложить на других хотя бы часть своей вины, о которой я помнил и днём, и ночью. Я затребовал у маркиза Дюбуа все данные, на основании которых они обвинили королеву, и тщательно их изучил. Я по-прежнему был уверен, что Алессандра не выходила в ту ночь к источнику. Но стражники, с каждым из которых я разговаривал лично, в один голос утверждали, что видели там женщину. В той части сада, куда могли пройти только мы с Лессой! Значит, либо маги, которые устанавливали ловушки, умышленно или случайно допустили ошибку, либо там был кто-то, кого с королевой перепутали даже ловушки.
Я слушала его, затаив дыхание. Верила ли я ему? Да, пожалуй. Зачем бы ему было врать княгине Алонсо — ведь изначально я сама совсем не спрашивала его об этом.
— У моей супруги была младшая сестра, их магия была удивительно похожей. И я подумал — может быть, в саду была не Лесса, а Бланш?
Мое сердце снова бешено запрыгало.
— Мадемуазель де Сурель всё еще находилась во дворце — ее состояние было еще хуже, чем моё. Но я был намерен поговорить с ней самым серьезным образом. Я подумал, что, быть может, она вовсе не больна, а лишь искусно притворяется. Я сам пришел в ее покои, и хотя ее горничная просила меня остановиться, прошел к ее постели. Бланш металась в бреду и всё повторяла имя Алессандры. Наверно, это было недостойно дворянина, но я довольно долго пробыл в ее комнате и услышал достаточно, чтобы понять — именно она была в ту ночь в саду. В бреду она просила у сестры прощения.
Он снова надолго замолчал.
— Что же толкнуло ее на это преступление? — тихо спросила я.