Книги
Выбор странствий
Поселок, называемый Теряева слобода, разместился поодаль от монастырского ансамбля, так что за крепостными стенами, среди бывших монастырских дворов, почти всегда безлюдно. Только озабоченные вечными своими хлопотами попадаются на глаза реставраторы: ведь восстановительные работы ведутся здесь не один год. Долго бродишь вдоль кирпичных крепостных стен, медленно обходишь собор, всматриваясь в его узорочье и вспоминая, что где-то внутри монастырской ограды захоронен первый опричник, «верный пес» Ивана Грозного - лютый Малюта. Погибшего во время карательного похода на Новгород Малюту Скуратова привезли сюда, в Иосифо-Волоколамский монастырь, и предали земле. Могила опричника давно затерялась, ее никто теперь и не ищет, слишком черна память об этом зловещем человеке.
Бывший Успенский «второго класса мужеский монастырь» появился на свет в 1479 году старанием первого его игумена Иосифа Волоцкого, иждивением удельного князя Бориса Васильевича, младшего брата Ивана III, - появился в двадцати шести километрах к северо-востоку от Волоколамска (Волоцким Иосифа звали потому, что на его родине, у реки Ламы, был старинный новгородский волок; отсюда, возможно, название города - Волоколамск).
Крупнейший церковный, государственный деятель своего времени, яркий писатель, которого читал и любил крутой Иван III, Иосиф Волоцкий необычайно ценил искусство, причем искусство самого высшего проявления. Его близким другом был, в частности, великий русский живописец Дионисий.
В 1484 - 1486 годах на месте прежней деревянной церкви настоятель нового подмосковного монастыря построил каменный собор Успения богоматери. Расписывать храм Иосиф пригласил мастеров, руководимых Дионисием. С художником он сблизился еще в бытность своего пребывания, в годы молодости, в Боров-ско-Пафнутьевом монастыре. Иосиф Волоцкий учил, что «ничтоже тако обрадоватися нашу устроят жизнь, якоже в церкви красование». Автор жития канонизированного впоследствии Волоцкого игумена высоко отзывался о росписях Успенского собора, называя Дионисия и его артель «лучшими и искуснейшими в Русской земле живописцами» (Стенопись, выполненная Дионисием, даже фрагментарно не сохранилась).
Когда к монастырю стал придираться волоколамский князь Федор Борисович, не столь покладистый, как его отец, то Иосиф - страстный собиратель живописи - задаривал его иконами письма Андрея Рублева и Дионисия. Для характеристики личности настоятеля Волоколамского монастыря важно его духовное завещание: там Иосиф приводит интересные подробности из привычек Андрея Рублева, тем более драгоценные, что о жизни гениального художника известно крайне мало 1. Иосиф собрал обширную библиотеку, часть которой хранится ныне, как и несколько монастырских икон, в московском Музее имени Андрея Рублева [1 Иосиф Волоцкий использовал рассказ старца Спиридона, бывшего в 1467 - 1474 годах настоятелем Троице-Сергиева монастыря. Рассказчик говорил о редкостных добродетелях Рублева].
Иосифо-Волоколамский монастырь был одним из знаменитейших на Руси XVI века. Ему особо покровительствовал сын Ивана III великий князь Василий, здесь было много знатных постриженников. Строили тут неустанно, с размахом.
В 1543 - 1566 годах монастырь, ранее окруженный простым тыном, обнесли крепостными стенами с боевыми башнями. Они сыграли в его многострадальной истории выдающуюся роль. В лихолетье монастырь осадили «литовские люди». Мужество защитников и толщина стен не спасли обитель от разграбления.
Ограда обветшала донельзя. На ревизию был прислан строительных дел мастер Иван Неверов, которому впоследствии поручили восстановление стен. «В литовское разорение город и башни во многих местах разломало», - доносил Неверов. Достойно примечания, что строительство и поновление памятников, вызванные затишьем после походов поляков, бурно развились именно к середине XVII столетия. Города восставали из пепла. Страна успокаивалась после непрерывных кровопролитных войн. Иосифо-Волоколамский монастырь покрылся лесами. Через некоторое время Неверова сменил Трофим Игнатьев, односельчанин крупного зодчего гой поры Якова Бухвостова; последний находился в шестидесяти километрах к югу, на постройке Нового Иерусалима. К 1688 году Игнатьев окончил свой труд. «Как мера и красота скажет», - повелевала зодчему рядная запись. Это развязало ему руки и позволило в полной мере развернуться вдохновенной фантазии. Редкая удача ожидала потому русское строительное искусство.
Семь первоклассных шатровых башен, четкие прясла стен, надвратиая Петропавловская и основательно переделанная трапезная Богоявленская церковь, украшенные радужными ожерельями нарядных кокошников, - великолепный ансамбль вознесся у Сестринского озера.
Этот уникальный по художественной завершенности памятник отечественного зодчества поныне сохраняет своеобразие. Он выглядит почти таким же, каким был без малого три столетия назад, - не хватает лишь многоярусной колокольни (в 1941 году, когда немцы яростно рвались к столице на Волоколамском направлении, она погибла; эту восьмигранную, с золоченой главой колокольню сравнивали с гигантской, словно зажженной, свечой; сейчас уцелело лишь основание столпа, построенного еще при Иосифе Волоцком, в 1490 году).
Виден монастырский ансамбль буквально как на ладони. Любая точка обзора открывает отменный вид. Поставленные на равнине, монастырские церкви и башни словно стремятся взлететь, они нацелены ввысь, в них не чувствуешь тяжести. Это удивительный пример праздничной архитектурной ритмики.
Оборонительное значение монастырской крепости было уже невелико; во всяком случае, много меньше, чем прежде. Игнатьев понимал это и смело придал обители праздничные черты, несовместимые с суровостью военного времени. Башни украсились изразцами, зеленая глазурь которых весело смотрела на привольный волоколамский мир. Эти изразцы были вкраплены в белые тела башен - отсюда их сочность и привлекательность. Наконец, в 1688 году по приказу патриарха Иоакима усердно принялись за постройку главного храма.
Бесконечно печально знать, что не уцелел собор, украшенный Дионисием, - его по причине ветхости разобрали. Новый, возведенный на том же месте (следовательно, третий), уступает, видимо, старым церквам. В архитектуре нового храма чувствуется вкус переходного времени, чувствуется начало барокко. Но чем действительно хорош Успенский собор, так это изразцами, которыми обильно обработаны его стены и барабаны.
То была верхняя точка отечественного изразцового ремесла. Не зря мы вспоминали о Новом Иерусалиме - там, переведенный из Иверского валдайского монастыря, находился центр изразцового производства, которое любил и опекал гордый патриарх Никон. Оттуда попал в Иосифо-Волоколамскую обитель мастер Степан Полу-бес, уже украсивший поясом-фризом храм Григория Неокесарийского в Москве.
Мастер был известен на Русн. Об этом говорит один из старинных документов: «В нынешнем во 190 [1] году Апреля в 10 день, по указу Великого Государя велено дать из Приказу Большого Дворца ценинных дел мастеру Стенке Полубесу с товарищи за взятые образцы, которые взяты у них к печному делу в хоромы Государынь Царевен Больших в четыре комнаты да в хоромы ж Государынь Царевен Меньших в три комнаты да в две мыльни да в каменные палаты, что против Государевых хором: большой руки за триста за двадцать, средней руки за две тысячи за сто за сорок за восемь образцов, - за зеленые, за семь сот за пятьдесят образцов, которые взяты у них в прошлом во 189 году девяносто два рубли» [1 1682 год, по старому летосчислению - 7190].
Полубес работал с ценинными изразцами - они, покрытые многоцветной эмалью, постепенно вытесняли прежние, глазурованные. Белые, сине-зеленые, желтые и синие тона их давали мастеру преимущества живописца: Полубес воспользовался ими. Он исполнил фриз «Павлинье око», многоцветным орнаментом перевязавший стены собора. Трава-мурава, ветви, пышные листья - весь этот условный сине-зеленый фон, оснеженный белыми пятнами, словно источал из себя жар центрального желтого «фонаря», «факела», сказочным оком озирающегося из дремучей чащи. Это желтое пятно действительно отдаленно напоминает распушившийся павлиний хвост. Полубес, наделенный природным чувством пропорций, блеснул пониманием декоративных задач, создал свой особенный яркий рисунок.
Накануне новой страницы русской государственности и культуры - эпохи Петра I - на волоколамской равнине успел сложиться в гармоническое целое незаурядный архитектурный ансамбль - второй Китеж…
ОПРИЧНАЯ СЛОБОДА
…В воскресенье, 3 декабря 1564 года, рано утром, Кремль походил на потревоженный улей. На площади, усеянной - несмотря на ранний час - народом, чернела вереница саней, в них спешно грузили драгоценности, платье, не только походные, но и домашние большие иконы. В морозном воздухе звонко разносились крики челяди, топот спешных шагов, фырканье продрогших лошадей. Однако ни у кого нельзя было допытаться, почему возник переполох и зачем грузят в сани царскую казну. В это время сам государь был на службе в Успенском соборе, после чего вместе с семьей сел в поезд и, сопровождаемый отрядом конной охраны, выехал в подмосковное село Коломенское. На обычную охотничью вылазку это не походило. Никто не знал, для чего Иван IV оставил таинственно Москву: царь ничего не говорил даже митрополиту.
Из Коломенского, после двухнедельного пребывания там, Иван с отрядом прибыл в Александрову слободу, дальнюю загородную усадьбу своего отца - великого князя Василия III. (От времен Василия дошла до нашего времени Троицкая церковь, поставленная в 1513 году, - ранее церковь эта была «священа» празднику Покрова).