Теперь стало неразумно бросаться в атаку на корабли и отгонять эсминец, если это подходит немец. Пока решали, кто это может быть, «Новик» приблизился на дальность открытия огня, наши орудия вновь заговорили. Снаряды ложились около борта эсминца, который не имел возможности маневрировать, так как был связан буксиром с крейсером. Но тут открыли огонь орудия с крейсера, и нам пришлось отходить на безопасное расстояние. За это время спешащий корабль приблизился настолько, что был опознан как немецкий крейсер турбинного типа.

– Все, надежды больше нет, сейчас крейсер снимут с мели, – вымолвил я с большим сожалением.

Другие офицеры промолчали, кто-то просто с досады чертыхнулся. Все понимали, что флот упустил такую возможность если не захватить корабль, так заставить немцев поступить как с «Магдебургом» в начале войны.

Крейсер подходил к месту аварии, сбросив скорость за полмили до банки, опасаясь, что и сам может вот так же выскочить на мель. Он не бросился за нами в погоню, понимая, что на это у него просто нет времени, что в любую минуту могут подойти русские корабли и надо спасать своего товарища. Но, подойдя к месту аварии, они все создавали отличную цель, так и просили: «Ну вы что не стреляете, мы тут стоим все в куче».

– Хорошо стоят, ну грех не воспользоваться, – высказался Федоров.

– Мы-то тут что сможем сделать одни? Вот был бы у нас сейчас полный комплект торпед, славно могло бы получиться.

– Гаральд Карлович, вы, поди, кое-что упустили из виду, из орудий мы можем с семи миль их достать, а чтобы нам подойти на дистанцию пуска ваших торпед, надобно вдвое сблизиться.

Мы предприняли еще одну попытку помешать спасательным работам. Я приказал выжать из турбин все, чтобы быстрее сократить расстояние до противника. Идти старались с носовых углов, чтобы по нас стреляло как можно меньше орудий. Но и нам в этом случае придется использовать только одно свое носовое орудие и надеяться на свои перелеты. С германского крейсера, видя, что мы предпринимаем еще одну атаку, открыли огонь с предельной дистанции, которая превышала нашу не менее чем на десять кабельтовых. А это значит, что мы будем идти почти «два километра» под огнем противника. Нас будут безнаказанно расстреливать, а сами не сможем ответить. По нас хоть и могли стрелять только два орудия, но и они стреляли так часто, казалось, что крейсер вел огонь всем бортом. Наконец и мы могли открыть огонь, но одной нашей носовой пушкой, да еще на носу стремительно идущего корабля; когда нос подпрыгивает, не так-то легко в кого-то попасть с такого расстояния. Это немец стоит на песчаной банке, и его не качает, его артиллеристы имеют хорошую возможность лучше прицелиться в нас и расстреливать, как на полигоне. Столбы воды вставали на нашем пути и с бортов тоже, иногда осколки залетали на палубу, один раз мы даже слышали, как снаряд просвистел у нас прямо над головами и взорвался за кормой в кильватерном следе. Но Бог нас миловал, прямых попаданий не было.

– Не будем испытывать судьбу, она сегодня к нам и так благоволила. Право руля, – скомандовал я.

Эсминец пошел на циркуляцию, в это время мы были в сорока пяти кабельтовых от немецких кораблей. Пока эсминец разворачивался на обратный ход, комендоры Федорова развили такую скорострельность из всех орудий, что наши снаряды поставили вокруг немецких кораблей лес фонтанов и умудрились пару раз куда-то попасть. Мы увидели на одном из кораблей вспышку, а следом показался дым от пожара. А на каком из трех кораблей это произошло, было непонятно, так как все они находились в одном створе.

И для нас эта безрассудная вылазка чуть не закончилась плачевно. На циркуляции один из снарядов разорвался в нескольких метрах от борта. Пара довольно крупных осколков пробила борт во втором котельном отделении, а гидравлический удар был такой силы, что в обшивке были нарушены швы. Вода стала поступать в котельное отделение, скорость у нас стала падать, началась борьба за живучесть. На палубе было убито двое и еще четверо ранено. Тем не менее наша вылазка не была напрасной, один из снарядов перебил осколками наполовину буксировочный трос, уже поданный с крейсера на крейсер, и когда он натянулся, то лопнул, а чтобы завести повторно, надо было потратить какое-то время.

– Дымы! Дымы с севера. Ваше высокоблагородие, дымы с севера, – кричал Астапчук от радости и возбуждения, он даже нисколько не сомневался – это идут наши корабли.

– Наконец-то дождались!

– Рано радуемся, Михаил Андреевич, – остудил я своего тезку. – Они еще далеко, не менее часа ходу.

– Как бы немцы не успели сдернуть свой крейсер с мели, покуда крейсера сюда дойдут, – сожалел штурман. – А как хотелось захватить его. Все же как-никак, но это наш крейсер, хоть и под германским флагом.

– Немцы не позволят нам его целиком захватить, обязательно подорвут, – сказал Бабицын. И сказал так, будто отрубил.

– Так лучше пусть подорвут на мели, чем он затонет на глубине. После взрыва что-то да останется нам полезного, не все погибнет – вспомни «Магдебург».

– Нет, теперь германец никуда не денется, быть ему взорванным, – подытожил Граф. – Смотрите, германцы до сих пор еще не завели буксир, так как над их трубами нет такого сильного шлейфа.

Наши крейсера как ни спешили, но приблизились незначительно и были на удалении пятнадцати миль от нас, ну, может, чуть меньше. В них мы признали своих старичков, пару неразлучных еще с Русско-японской войны броненосных крейсеров – «Россия» и «Громобой». Их сопровождала четверка эсминцев из седьмого дивизиона, вначале принятые нами из-за большого расстояния за их схожесть силуэтов с эсминцами типа «Финн». Только вот эсминцы типа «Кит» чуть меньше и вооружены всего-то парой 75-мм орудий, а на «Финнах» пара четырехдюймовых. Будь это «Финны», мы с ними могли и побеспокоить немецкие корабли, и даже очень сильно, так как у нас было бы двенадцать стволов, а это уже сила. А что эти эсминцы могут сделать со своими 75-мм орудиями, у которых предельная дальность стрельбы семь с половиной километров, тогда как немецкие орудия на крейсерах стреляют в два раза дальше.

– Поглядите! Над немецкими кораблями взвились шлейфы дыма, им все же удалось завести буксир! – воскликнул Кемарский.