– П’слушьте-ка! П’слушьте-ка, Мэй Плам! Я достаточно вас поразвлекал. Этот вопрос вас не касается, к тому же он гораздо сложнее, чем в состоянии понять юная девушка.
Мэй наклонилась вперёд, пронзая его острым взглядом:
– Мистер Хаскелл, при всём уважении – вам не хватает важной части истории.
Невилл Хаскелл был ошеломлён смелым выпадом девушки. Взгляд Мэй посуровел, челюсть выпятилась совершено неподобающим образом, как если бы она осмелилась читать ему нотации, чем, кажется, и намеривалась заняться. Он был чертовски хорошим шахматистом: не стал отвечать на вызов, но в деланно спокойной манере с помощью всего лишь намёка на неуважение заманил её, немного встряхнув:
– И что же это может быть, юная леди?
Мэй ненавидела, когда люди произносили слова «юная леди» с интонацией Невилла Хаскелла.
За ними, казалось, скрывалось: «А достаточно ли ты умна, чтобы знать всё на свете? Ты ведь всего-навсего девчонка». Но Мэй не позволила себя отвлечь:
– Как эта записка тут оказалась? Пришла по почте? – спросила она.
– Нет. Она лежала здесь, когда я пришёл на следующий день или, скорее всего, два дня спустя.
– Её просто подбросили?
– Более-менее.
Мэй склонила голову, внимательно на него посмотрев, будто вопрошая: «Так более или менее?»
– Её обнаружила мисс Гудфеллоу, моя секретарша, пришедшая утром первой. Она всегда приходит довольно рано. Записка была подсунута под дверь, мисс Гудфеллоу подняла её и положила на мой стол.
– Сейчас её здесь нет?
– Нет, к’нешно, зима на дворе. Чего ей торчать здесь круглый год – секретарша нужна только в сезон. Она работает на полставки бухгалтером на сардиночной фабрике дальше по улице.
6. Мисс Гудфеллоу
Сардиночная фабрика располагалась на набережной, в самом конце Атлантик-стрит, на пристани, куда прибывали сейнеры с сардинами. Ветер разносил запашок на добрые четверть мили вокруг. Солнечные лучи лениво пробивались из-за облаков, лодки покачивались у причала, на подъёмниках сушились тёмные сети. Мэй почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Она не могла забыть отчаянные крики тюлених-матерей, чьи детёныши попадались в эти путы. Сети покачивались на ветру, подобно лохмотьям призраков, летящих в ночи. Хотя была только половина четвёртого пополудни, в это время года на самом севере штата Мэн темнело рано, и на фабрике уже зажгли масляные лампы.
Мэй вошла через главный вход и спросила у портье, может ли она поговорить с мисс Гуд-феллоу. Не поднимая головы, он махнул дальше по коридору. На его руке было только три пальца. Профессиональная травма рабочих сардиночной фабрики. Потрошение и обезглавливание маленьких рыбок требовали сноровки. Одно неточное движение ножа, – и пальца, а то и двух, как не бывало. Мэй двинулась тёмным коридором. Вскоре она увидела дверь матового стекла с надписью «Бухгалтер», нанесённой чёрной краской по трафарету. Мэй тихонько постучала.
– Войдите, – голос был слабый и тонкий.
Мисс Гудфеллоу выглядывала поверх высокой конторки. Всё в ней казалось миниатюрным: она примостилась на табуретке, и её ноги болтались в футе, а то и больше, над полом. Острые нос и подбородок напомнили Мэй мышку.