– За одиннадцать, – уточнил он. И добавил, как бы оправдываясь: – Однова живем…

– Однова – приезжаем, – уточнили мы. – В Париж!

Но мы все-таки посетили кинотеатр, где-то в провинции, кажется в городе Тур, где нас поселили на окраине города, в мотеле. Наверное, это было дешевле.

После осмотра здешних достопримечательностей, вечером, нас завезли на автобусе в какой-то из кинотеатров, коротко пояснили, как найти наш мотель, и мы, нас было человек десять, выбрали фильм, который, судя по рекламе, был одновременно и сексуальным, и фильмом ужасов.

Таким образом за один сеанс мы получали возможность увидеть все сразу. Стоило это около пятнадцати франков. Мы выгребли все, что у нас еще было.

Мы разместились в одном ряду, на стульях с непривычно высокими спинками, а посередке посадили Алика Ревича, единственного среди нас, кто понимал по-французски.

Конечно, понять, что на самом деле творилось на экране, вряд ли могли даже авторы этого фильма. Какая-то блондинка, многократно меняя свой образ, от кого-то убегала или, наоборот, кого-то преследовала, а еще там был психопат с ножом… А еще насильник в маске… А еще… Кто-то еще. А в общем, людей потрошили как цыплят, и в финальных кадрах особенно впечатляла рука, торчащая из лифта, из которой фонтаном на полметра брызгала кровь.

Алик очень добросовестно старался всю эту галиматью переводить, он, например, говорил первому, сидящему рядом: «Этот тип заявил: Ты умрешь!» По цепочке эта фраза доходила до конца ряда, когда на экране проигрывалась уже пара эпизодов, и последний из нашей группы, кого достигала фраза с переводом Ревича, в недоумении вопрошал сидящих: «Это кто сказал? И кто там умрет, какой тип?»

– А хрен его знает, – отвечали ему. – Это было так давно.

В зале из-за спины в самых сексуальных местах раздавались мяуканье и детский смех. В зале было много подростков.

А в общем, мы поняли, что фильм этот дрянь, хотя можно потом сказать, что мы уже кое-что из этого жанра видели и знаем.

Тем и утешившись, мы пошли искать свой мотель и, конечно, заблудились.

Алик Ревич, который еще как-то мог переводить фильм, тут запутался в бесконечных улочках и, махнув рукой, стал искать кого-нибудь из прохожих, кто мог бы найти дорогу.

Но улицы в этот поздний час были темны и пустынны, лишь мимо, на огромных скоростях, проносились машины: подростки, мальчики и девочки, с криками и визгами разъезжали по городу на папиных машинах.

Тоже, если посудить, жизнь в чужом окне… В чужом дворе. На чужой улице.

Но нам повезло. Какой-то моложавый мужчина, смуглый, худощавый, невысокий, с усиками, возвращавшийся, видимо, с работы, долго пытался нам, то есть Алику, объяснить, но в конце, сообразив, что мы – бестолковые и снова заблудимся, сам пошел провожать и проводил, это оказалось и впрямь далеко. Около часа ходьбы.

Ревич, человек общительный, дорогой заговорил с нашим спутником, а когда мы расстались, очень дружелюбно, рассказал, что наш спаситель алжирец, но родился здесь и у него семья и маленький ребенок.

«Я спросил его, догадывается ли он, откуда мы, – сказал Ревич, – и стал ему объяснять, что мы из Москвы, из России… Он долго вспоминал и радостно сообщил, что он, кажется, слышал о нашей стране, это где-то рядом с Польшей…»