Вызывать мастера за двести километров от Парижа или прямо заменять автобус было, наверное, дорого и не с руки, и бедная чешка надрывала голос, чтобы что-то нам по дороге рассказать.
И где-то на остановке, во время обеда, я вызвался посмотреть аппаратуру и тут же обнаружил мелкую неисправность: перетерся проводок, идущий к микрофону.
При помощи перочинного ножа и найденного у кого-то лейкопластыря я починил провод, и микрофон снова заработал, на радость всей нашей группе и, конечно, нашему гиду.
На следующей же стоянке она торжественно объявила, что фирма приносит мне, как русскому самородку, благодарность и просит принять небольшой подарок.
Это была бутылка красного вина бордо и знаменитый, знакомый по каким-то книжкам сыр камамбер: круглая толстенькая коробочка с яркой этикеткой.
Вся группа собралась взглянуть на драгоценный подарок; одни предлагали сразу же выпить и закусить, другие советовали везти в Москву и показать друзьям, чтобы и они увидели, что такое настоящее бордо и настоящий камамбер!
В какие-то времена еще сломается микрофон и я смогу такое получить!
Несмотря на активные уговоры Игоря Минутко разделаться с заветной бутылкой тут, на месте, и почувствовать Францию еще лучше, в свете выпитого, я внял совету вторых и привез подарок в Москву.
Сыр, правда, не выдержал жаркой погоды и взбух до неприличия, так что коробка из плоской превратилась почти в круглую. Я не уверен, что мы смогли проникнуть в тончайшие вкусовые нюансы редкого сыра, он был противен, но мы его все равно съели.
А вино оказалось вполне приличным, но, по отзыву моих друзей, ничем было не лучше, чем какая-нибудь болгарская «Гамза», которую мы тут же добавили в большом количестве для полноты ощущений. Ведь не единой бутылкой жив человек.
На улице Мари-Роз
С детского сада мы помнили, что наш дедушка Ленин проживал в Париже на улице Мари-Роз и готовил там для нас революцию. И понятно, что по просьбе наших организаторов нам будет предоставлена фирмой редкая возможность посетить это святое для каждого россиянина место.
Ах, лучше бы придумали они посещение, скажем, могилы Бунина и других великих русских на мемориальном кладбище Сен-Женевьев-де-Буа под Парижем. Но туда наших соотечественников не возили.
Еще в Москве, на одной из очередных проработок будущей группы, было нам задано купить в складчину сувениры, и в том числе непременно гипсовый бюстик Ленина и памятные значки для музея-квартиры на улице Мари-Роз.
Так мы и сделали, и кто-то из группы вез традиционную водку для подарка водителю, гиду, кому-то еще, а одной из наших дам – кому я сейчас уже не помню – досталось тащить гипсового Ленина. Его мы торжественно и преподнесли старичку-пенсионеру, который показывал нам музей.
Старичок был еще бодрый, нарядно одетый, он встретил нас еще в подъезде и просил не слишком шуметь на лестнице, ибо жильцы, как бы это выразиться… Не очень одобряют эти посещения.
Мы почти молча, друг за другом поднялись на какой-то этаж и проникли в довольно просторную квартиру.
Старик принялся рассказывать что-то хрестоматийное об Ильиче, попросив не слишком ходить по квартире и не открывать одну из дверей, ведущую якобы в чужое жилье, а мы, кроме нескольких женщин, покорно выслушивавших все, что положено выслушивать, расползлись по квартире, заглядывая в окошко и трогая книги на полочке, которые наш вождь, судя по всему, читал на досуге.
Но книги Владимира Ильича оказались не книгами, а бутафорией, под обложками была пустая бумага. А вскоре меня отозвал Игорь Минутко, который, конечно, сунул голову туда, куда нам не рекомендовалось, в узкую дверку, ведущую, как оказалось, ни в какое чужое жилье, а в кладовочку, и таинственно сообщил, что советует мне туда заглянуть.
Я тихохонько прошел в коридорчик, приоткрыл странную дверь и чуть не ахнул; там навалом, чуть ли не до потолка, лежали сотни гипсовых бюстиков дедушки Ленина, всех размеров и фасонов.