УВАЖАЕМЫЕ УЧАСТНИКИ ФОРУМА,

ДОРОГОЙ ГОСПОДИН ФОН ШТУДНИЦ,

ДОРОГИЕ КОЛЛЕГИ, ДРУЗЬЯ!

Волей судеб мне выпало в разные годы жизни так или иначе вступать в отношения, связанные с малыми народностями. Думаю, что причина даже не в особенностях моей биографии, а в своеобразии устройства моей страны, где на каждом квадратном километре уживаются люди различных национальностей и вероисповеданий. И уживаются вполне нормально, пока в их житье-бытье не вмешиваются политики или военные. Вот тогда начинаются межнациональные конфликты, тогда льется кровь и в дома приходит беда. Причем страдают не только малые, но и большие народности, за примерами далеко ходить не надо.

Кто читал мою повесть «Ночевала тучка золотая» (в немецком переводе «Шлифт айн гольденес вольке»), тот, может быть, запомнил, что детский интернационал среди сирот, попавших в годы Второй мировой войны на Кавказ, включал и потомков Ногаи, Чечни, немцев, татар, евреев, народов Дагестана, русских и т. д. Мы не только находили общий язык, мы дружили, помогали друг другу выживать и бороться с насилием взрослых. Это, наверное, и воспитало меня как интернационалиста, сказавшего в своей повести такие слова: «Не бывает плохих народов, бывают плохие люди». Теперь, когда я слышу эти слова из чужих уст, меня не заедает авторское самолюбие, главное, что мир взял на вооружение главную идею, выстраданную моей жизнью.

В пятидесятые годы прошлого века на Ангаре вместе с малым и дружеским народом Бурятии я работал на строительстве гидроэлектростанции в тайге. В шестидесятые – в северных районах России мне приходилось много общаться с народами Крайнего Севера, коми и ханты. В восьмидесятые я обращался от имени общественности к партийным лидерам СССР с письмом о возвращении в Крым татарского населения, а немцев – в Поволжье. В начале девяностых послал Михаилу Горбачеву телеграмму протеста по поводу событий в Вильнюсе, где у телецентра гибли под танками мирные жители Литвы. Я написал Президенту СССР, что я отказываю ему в доверии как лидеру моей страны. Эта телеграмма опубликована в моей книге «Тихая Балтия» (издание на немецком языке «Штиллед Балтикум»).

В книге я рассказал, как с группой русских писателей мы защищали на баррикадах свободу в Риге, в Латвии. Хочу подчеркнуть, что мне совершенно безразлично было, представителем какого народа я являюсь, большого или малого, я отстаивал общие принципы свободы, а свобода для всех людей – одинаково бесценна.

О Кавказе особый разговор. Этот регион, будто нам всем в пример, создан Всевышним как ковчег, вобравший в себя сотни народностей и языков, связанных между собой не только географически, но и экономически, и главное, культурно. И нет никаких причин, чтобы эти народности враждовали друг с другом, так же как со своим великим соседом Россией. Более того, проникая в дальнюю и ближнюю историю, я убеждаюсь, что отношения огромной России и малых народов Кавказа определяются не только и не столько военными действиями, они всегда были многообразней и богаче.

Окидывая единым взором, как бывает с вершины гор, это природное чудо – Кавказ, единственное, наверное, такое на земле, созданное Всевышним по образу Ковчега обиталищем многих языков и племен, может быть, нам удастся что-то главное понять. О нем, а значит, о нас самих. Тот Кавказ, который мы с вами знаем понаслышке, все-таки во многом легенда. Да, в общем-то, он таков, что весь соткан из легенд, и в этом его тайная красота. Но будем справедливы, Кавказ всегда вызывал острый интерес человечества, не только у исследователей, но и геополитиков, военных, коммерсантов, авантюристов, путешественников и, конечно, людей искусства. Даже у великого Шекспира есть образ, один-единственный… Но какой! «Кавказ, как раскаленный камешек, на каменной ладони земли». Значит, и пять веков назад он представлялся миру как сгусток энергии, горячих страстей, военных столкновений и бурных событий. Один из историков справедливо называл Кавказ «огромной академией со всевозможными естественными лабораториями, открывающей наблюдателю широкое поприще для самостоятельных выводов». Но я бы рискнул сравнить его с естественным человеческим реактором, который своим существованием мог бы излучать мирную энергию, а может стать разрушительным Чернобылем. Лев Толстой, как известно, сам повоевавший на Кавказе, однажды написал, что это – край… в котором странно соединяются две самые противоположные вещи: война и свобода. «Кавказ был населен воинственными, гордыми и свободолюбивыми племенами, осадками народов, поочередно занимавших подножия гор, – пишет историк в XIX веке. – России предстояла еще вековая упорная борьба, из которой победителем мог выйти только народ и никакое государство (хотелось бы эти слова подчеркнуть. – А.П.). Казаки и другие войска, пришедшие туда, действительно и были всегда не войском, делающим только кампанию, а скорее воинственным народом, созданным Россией…» Стоит, наверное, добавить, что в трудный час наши воинственные народы объединялись против третьей силы: Османской империи и Ирана, военная экспансия которых была погибельна для Кавказа. Так, например, два внука кабардинского князя Дмитрия были видными полководцами русской армии, причем князь Яков Черкасский слыл одним из самых близких соратников и любимцев Петра I. Итак, не военная, как представляется из нынешнего далека, кампания, а многосложные полувоенные и полумирные отношения, сменявшие друг друга на протяжении веков, формируют тот образ Кавказа, который предстает перед нами сегодня. Но кто же эти воинственные племена?

Князья Дагестана сообщают: «А у нас с друзьями русскими людьми дурна не было, ни единому человеку носа не окрававили…»

Уже представляется, что не Россия (ее называли «русский колосс») овладевала Кавказом, а сам Кавказ вбирал, впитывал в себя чужеродные языки и ассимилировал переселенцев, делая своими. На небольшом сравнительно пятачке земли, который еще называли перекрестком Востока и Запада, постепенно формировалась неповторимая социально-биологическая структура. Уникальная по разноязычию и образу жизни. Рассказывают, что на базаре города Диаскур, на месте нынешнего Сухума, собиралось столько разноплеменных языков, что там держали для общения 130 различных переводчиков, а сам Кавказ именовали «горой языков».

Император Александр Первый, как известно, в своей охране держал и татар и черкесов. Существовал даже горный отряд из кабардинцев, «летучих, неуловимых как воздух». Но самыми надежными, верными, по словам государя, были чеченские воины. Генералу Ермолову он писал: «Верно, ты слишком любишь отечество, чтобы желать войны. Нам нужен мир для преобразований и улучшений…» Хочу заметить, что нигде, ни письменно, ни вслух, генерал Ермолов, как и другие генералы, и сам император не называет чеченцев бандитами. Чаще звучит уважительное слово: «горец». Российская держава никогда не опускалась до низкой брани в адрес горских народов. А слово «бандит» появляется лишь с приходом сюда советской власти. В 1921 году это определение прозвучало впервые в устах дагестанских большевиков: «Бандитское движение в Чечне…» И тут же было подхвачено в Москве. Утвержденное самим Сталиным и внедренное большевиками в печати, оно останется жить надолго.

В конце XIX века русский историк в книге, посвященной давней, кавказской, войне, писал о России, посылающей своих сынов на горный рубеж Азии… «не на истребительское дело войны, а на вечное умиротворение края…»

Как бы хотелось сегодня повторить эти слова.