Книги

Все, что мне дорого. Письма, мемуары, дневники

22
18
20
22
24
26
28
30

В общем, я поехал. Не надо говорить, встречи на родине особенно трогают: дети на центральной площади встретили хлебом-солью, а потом под гармошку, играла женщина, спели старинную приветственную песню. А далее возложение венков к Могиле Неизвестного Солдата. Мне приходилось участвовать в торжественном ритуале возложения цветов к Вечному огню у Кремлевской стены; здесь все было менее величественно, зато трогательно. Дети – слава богу, их было много на митинге – пронесли торжественно венок, сплетенный ими из хвои, и положили к подножию памятника, где врезаны в стену сотни имен воинов, отдавших жизнь за освобождение Глинки. Но не все, не все. Вот опять я услышал, что к этому дню собраны останки еще нескольких сотен. Ну а для тех ветеранов, кто остался в живых – они стояли тут же, в скромных потертых костюмчиках, но с орденами и медалями, – устроили потом в школьном спортивном зале, другого нет, банкетик на деньги здешнего предпринимателя. И звучали фронтовые песни той поры, и люди говорили простые слова о победе. Ибо этот праздник был здесь не менее значим, чем день Победы, который мы все так почитаем.

Не буду рассказывать о многих других событиях, даже о посещении родных могил. Но об одном скажу. На окраине поселка, в деревеньке Ново-Яковичи освятили в этот день деревянную часовенку, поставленную на месте уничтоженной в войну церкви. Построил ее тоже здешний предприниматель на свои деньги. Так-то и получается: одни вкладывают миллионы в покупку английской команды, а другие, живущие куда скромней, но поближе к людям, захоранивают останки воинов, помогают ветеранам, строят для воскресения душ часовни, чтобы возродить, спасти наше общее будущее. А я так твердо убежден: без возрождения окраинных селений, их тысячи таких, как Глинка, Россия не поднимется. И никакая Москва, сверкающая огнями витрин, ее не спасет. Спасибо тем, кто трудится здесь и это помнит. Значит, дело отцов, отдавших жизнь за освобождение края, достойно продолжают их внуки, мои земляки. Вспомнились к месту другие строки из стихов великого земляка: «И пусть последний раз сюда зашли мы мимоходом, мы не забудем никогда, что мы отсюда родом…»

Уезжая, я еще раз оглянулся на часовню. На пригорке, среди открывающихся до горизонта лесов, она сияла как свечечка, с золотым огоньком на кресте, символизируя будущее этого края. Да и наше общее будущее.

«Только бы алкоголики не спалили», – пробормотал мой сосед. «Но разве это возможно?» – спросил я в тревоге. Он не ответил.

Россия. Кавказ. Чечня

Говорить сегодня о Чечне, вообще о Кавказе, не имеет смысла без обращения к истории. Повторяемость многих событий, бывших до нас, и не однажды, дает нам возможность лучше оценить нынешнее положение Кавказа и попытаться увидеть его будущее. Окидывая единым взором, как бывает с вершины гор, это природное чудо – Кавказ, единственное, наверное, такое на земле, созданное Всевышним по образу Ковчега обиталищем многих языков и племен, может быть, нам удастся что-то главное понять. О нем, а значит, о нас самих. Тот Кавказ, который мы с вами знаем понаслышке, все-таки во многом легенда. Да, в общем-то, он таков, что весь соткан из легенд, и в этом его тайная красота. Но будем справедливы, Кавказ всегда вызывал острый интерес человечества, не только у исследователей, но и геополитиков, военных, коммерсантов, авантюристов, путешественников и, конечно, людей искусства. Даже у великого Шекспира есть образ, один-единственный… Но какой! «Кавказ, как раскаленный камешек, на каменной ладони земли». Значит, и пять веков назад он представлялся миру как сгусток энергии, горячих страстей, военных столкновений и бурных событий.

Один из историков справедливо называл Кавказ «огромной академией со всевозможными естественными лабораториями, открывающей наблюдателю широкое поприще для самостоятельных выводов». Но я бы рискнул сравнить его с естественным человеческим реактором, который своим существованием мог бы излучать мирную энергию, а мог стать разрушительным Чернобылем. К несчастью, чаще происходило последнее. Нынешние события – из их числа. Если продолжить этот образ далее, можно утверждать, что выступать в роли спасителей, тушить опасный для всех нас радиационный пожар можно лишь сообща. Как у нас говорят – всем миром. Но тушить. Не разжигать. И это мое слово сегодня обращено не только к Кавказу, которому нужна помощь, но и к Европе, ей тоже ведь необходим мирный Кавказ.

Казаки и другие войска, пришедшие на Кавказ, действительно и были всегда не войском, делающим только кампанию, а скорее воинственным народом, созданным Россией… Стоит, наверное, добавить, что в трудный час наши воинственные народы объединялись против третьей силы: Османской империи и Ирана, военная экспансия которых была погибельна для Кавказа. Так, например, два внука кабардинского князя Дмитрия были видными полководцами русской армии, причем князь Яков Черкасский слыл одним из самых близких соратников и любимцев Петра I.

Итак, не военная, как представляется из нынешнего далека, кампания, а многосложные полувоенные и полумирные отношения, сменявшие друг друга на протяжении веков, формируют тот образ Кавказа, который предстает перед нами сегодня. Но кто же эти воинственные племена?

Князья Дагестана сообщают: «А у нас с друзьями русскими людми дурна не было, ни единому человеку носа не окровавили…»

Уже представляется, что не Россия (ее называли «русский колосс») овладевала Кавказом, а сам Кавказ вбирал, впитывал в себя чужеродные языки и ассимилировал переселенцев, делая своими. На небольшом сравнительно пятачке земли, который еще называли перекрестком Востока и Запада, постепенно формировалась неповторимая социально-биологическая структура. Уникальная по разноязычию и образу жизни. Рассказывают, что на базаре города Диаскур, на месте нынешнего Сухума, собиралось столько разноплеменных языков, что там держали для общения 130 различных переводчиков, а сам Кавказ именовали «горой языков».

Император Александр Первый, как известно, в своей охране держал и татар, и черкесов. Существовал даже горный отряд из кабардинцев, «летучих, неуловимых как воздух». Но самыми надежными, верными, по словам государя, были чеченские воины.

Генералу Ермолову он писал: «Верно, ты слишком любишь отечество, чтобы желать войны. Нам нужен мир для преобразований и улучшений…» Хочу заметить, что нигде, ни письменно, ни вслух, генерал Ермолов, как и другие генералы, и сам император не называют чеченцев бандитами. Чаще звучит уважительное слово: «горец». Российская держава никогда не опускалась до низкой брани в адрес горских народов. А слово «бандит» появляется лишь с приходом сюда советской власти. В 1921 году это определение прозвучало впервые в устах дагестанских большевиков: «Бандитское движение в Чечне…» И тут же было подхвачено в Москве. Утвержденное самим Сталиным и внедренное большевиками в печати, оно останется жить надолго.

Я приведу докладные телеграммы Берии, главного исполнителя и палача тех времен, он именовался «генеральный комиссар госбезопасности» и лично руководил операцией по выселению народов. «Товарищу Сталину. Выселение начинается с рассвета 23 февраля с. г. Предполагалось оцепить районы, воспрепятствовать выходу населения за территорию населенных пунктов. Население будет приглашено на сход, часть схода будет отпущена для сбора вещей, а остальная часть будет разоружена и доставлена к месту погрузки. Считаю, что операция по выселению чечено-ингушей будет проведена успешно. Берия. 22.02.1944».

Очевидцы свидетельствуют, что времени на сборы людям не давали, да «сход» проводился не для объявления сталинской воли, а якобы для проведения праздника: Дня Красной армии. Под таким же предлогом вводили в селения войска. Но в некоторых случаях русские солдаты, вставшие на постой в чеченские дома, предупреждали хозяев с риском для жизни, чтобы те брали с собой на «собрание» побольше теплых вещей. Это мне рассказывали сами чеченцы.

Еще один документ на имя Сталина, подписанный Берией.

«Сегодня, 23 февраля, на рассвете начали операцию по выселению чеченцев и ингушей. Выселение проходит нормально. Имели место 6 случаев попытки к сопротивлению со стороны отдельных лиц, которые пресечены арестом или применением оружия. Из намеченных к изъятию в связи с операцией арестованы 842 человека. На 11 часов утра вывезено из населенных пунктов… свыше 20 %».

Тут надо отметить те шесть случаев попытки к сопротивлению. Кто они, не пожелавшие насилия над собой, семьей, мы уже не узнаем. Да шесть ли было их? И кто те – 842 человека, намеченных для «изъятия»? Надо понимать так: «изъятия» из жизни? А еще трогают проценты. Мы привыкли к плановому хозяйству: процент надоя молока, процент заготовки и убоя скота… А тут… еще живые люди…

На следующий день (24 февраля) Берия докладывает, что почти во всех районах выпал обильный снег, в связи с чем создались затруднения в перевозке людей, особенно в горных районах. Но в докладе не указано, что было расстреляно из-за невозможности вывезти 7 тысяч человек. А в селении Хайбах (он стал символом особой жестокости) на скотном дворе были собраны и заживо сожжены более семисот человек. Среди них столетние старики и грудные дети.

Хочется еще раз обратить внимание на то, что Сталин лично, до мелочей, вникал во все детали операции, практически ею руководил. И вот железная дорога через месяц рапортует о том, что последний эшелон со сцецконтингентом прибыл в Сибирь. Всего погружено 180 эшелонов, в которых доставлено в места расселения 491 571 человек». Какая бухгалтерия!