Полчаса спустя Николай Анатольевич появился в кабинете партнера. Он плюхнулся в низкое кожаное кресло и закинул ногу за ногу.

— Еще не звонил?

Баженов отрицательно покачал головой. Он с удивлением разглядывал Белоусова, одетого в комбинезон грузчика и грязную синюю бейсболку с логотипом «Обувь-Шик».

— Тебя никто не видел?

— Вроде нет, — Белоусов раздраженно снял бейсболку и кинул ее на пол, — Гуревича я предупредил, чтобы меня не искали.

— А твои соглядатаи?

— Я через склад сырья прошел и в подвал спустился, — усмехнулся Белоусов, — сам знаешь, какие там лабиринты. Думаю, они до сих пор в них гуляют.

Телефонный звонок оборвал их беседу.

— Баженов слушает. — Константин Афанасьевич поднес трубку к уху.

— Да, он здесь. — Он кивнул. — Да, один. — Он снова кивнул. — Да, я выйду.

Он передал трубку вскочившему на ноги Белоусову и вышел в приемную, плотно закрыв за собой дверь.

Белоусов несколько секунд стоял неподвижно, сжимая в руке кусок черного пластика, потом, наконец, собрался с силами и произнес:

— Белоусов у телефона.

Не успел он произнести эту фразу, как услышал в ответ испуганный детский голос:

— Папа, у меня все хорошо, только сделай, как тебе дядя скажет.

— Коля, Коленька! — закричал Белоусов, мгновенно потеряв над собой контроль.

— Ну что ты так орешь? — Мужской голос звучал приглушенно, словно говоривший обмотал трубку толстым шарфом. — Это была запись, чтобы ты понимал, что я именно тот человек, с которым ты должен говорить и которого ты должен слушать.

— Я слушаю. — Белоусов почувствовал, что в горле у него пересохло, он огляделся и, увидев графин с водой, схватил его и поднес ко рту.

— Ты что там делаешь, пьешь, что ли? — Голос звучал недовольно.

— Воду, воду пью. — Белоусов не помнил, когда он оправдывался в последний раз. Но сейчас ему почему-то совсем не хотелось злить человека, с которым он разговаривал.