Лицо человека на деревянном ящике почти не было видно из-за широкой рыжей бороды, которая начинала расти прямо из-под огромных темных очков. Когда несколько дней назад мальчик впервые увидел это странное лицо, он жутко испугался. Сначала, конечно, он испугался из-за того, что Игорь упал на землю и лежал неподвижно, словно вдруг решил среди бела дня уснуть, а затем испуг стал еще сильнее, когда неожиданно усевшийся на водительское сиденье бородатый человек повернулся к нему и сказал:

— В таких случаях, пацан, убегать надо.

Но бежать было уже поздно, пассажирские двери были заблокированы, и Коля лишь сильнее вжался в сиденье. За прошедшие несколько дней он успел понять, что этот немногословный мужчина не собирается делать ему больно. Он вообще не делал мальчику ничего плохого. Привозил ему еду, воду и даже соки. Привез матрас и теплое одеяло. Но того, что этот человек не позволял ему уйти, не позволял вновь увидеть маму, было достаточно, чтобы Коля не переставал его бояться.

Мужчина, глубоко задумавшись, опустил голову к полу, со стороны могло показаться, что он уснул. Тяжелый вздох, вырвавшийся из его груди, больше походил на стон. На всякий случай Коля отодвинулся еще дальше в угол и почувствовал, как спина коснулась холодного бетона. Мужчина поднял голову, но на ребенка уже не смотрел, словно бы его и не было поблизости. Он достал откуда-то из-под одежды пистолет, снял с предохранителя и передернул затвор. Мужчина встал. Сейчас сидящему на полу мальчику он казался просто огромным.

— Ну все, пацан, прощай!

Тяжелая металлическая дверь в подвал с грохотом захлопнулась. Щелкнул закрывающийся замок, и в подвале стало тихо. Абсолютно тихо.

Баженов вошел в кабинет. Белоусов неподвижно сидел в кресле, уставившись в окно, он даже не повернул голову к своему компаньону. На мгновение Баженову стало его жалко, но только на мгновение, пока Белоусов не заговорил.

— Ну и чего ты приперся? Я же просил меня не беспокоить.

— Извини, — Константин Афанасьевич уже давно привык к хамской манере общения своего компаньона, — надо поговорить.

— Ну говори, раз тебе надо, — раздраженно бросил Белоусов.

Константин Афанасьевич подошел вплотную к креслу, наклонился и прошептал прямо в ухо Белоусову:

— Надо поговорить так, чтобы менты не услышали. Это очень важно. Для тебя важно, Николай.

Белоусов удивленно обернулся, он хотел что-то спросить, но Баженов не дал ему этого сделать.

— Сейчас молчи, — вновь зашептал он, — жду тебя на крыльце через десять минут.

Баженов выпрямился, убрал руку с плеча Белоусова и громко произнес:

— Я вижу, ты, как всегда, не в духе. Я, пожалуй, позже зайду. Когда-нибудь. Когда ты будешь в настроении, — после чего вышел из кабинета.

Белоусов проводил его тяжелым взглядом, достал из шкафа бутылку виски и сделал несколько больших глотков прямо из горлышка.

— Я не в духе, — пробормотал он, — как всегда, видите ли. А с чего мне быть в духе-то? Скажите мне кто-нибудь?

Не дождавшись ответа, он сделал еще глоток и убрал бутылку обратно. После чего взглянул на часы и засек время. Десять минут пошло.

Десять минут спустя Белоусов вышел на крыльцо принадлежащего ему офисного здания. Баженов уже прогуливался неподалеку, пуская изо рта дым своего любимого «Винстона», который курил еще со студенческих лет. Белоусов подошел к своему компаньону, и они неспешно зашагали по дорожке, ведущей в сторону многочисленных складов.