– А ты, монах, что же не припустил назад? – спросил главарь и повернулся к своему подельнику с дубинкой: – Возьми его коня под уздцы-то, пока он не опомнился.

Человек в войлочной накидке подскочил к Альберту и цепко ухватил лошадь.

– Монахов трогать нельзя, – сурово сказал Альберт и скосил глаза на Бланку. Девушка сидела бледная, похоже, она уже предполагала, чем это все для нее закончится. На Альберта она не глядела.

– А мы тебя и не тронем, – усмехнулся главарь. – А то, что лошадь заберем, так для твоего же блага, потому что говорится в Святом Писании, что легче верблюду пройти в игольное ушко, чем богатому попасть в царствие небесное. И девицу мы заберем – монахам все равно женщины не нужны, – он захохотал.

– Послушай меня, богослов, лошадь мне не так жалко, а вот девицу вам лучше отпустить, – сказал историк. Он лишь тянул время, чтобы разбойники отложили оружие и принялись за грабеж. Тогда-то Альберт и рассчитывал достать "скорпион".

– Отпустим. Потом, – сказал главарь и крикнул: – Ну что встали, налетай на повозки, стаскивайте монаха с лошади, а ты, – он показал грязным пальцем на Бланку, – иди-ка сюда.

Альберт устало вздохнул, покрепче ухватился правой рукой за рукоять своего необычного цепа, а левой сбросил мешковину. Увидев расширившиеся глаза оборванца, державшего коня, он быстро опустил ядра ему на голову и, прежде чем мешковина упала на землю, направил коня к лучникам. К счастью, они оказались тугодумами и повалились под свист железных ядер, даже не успев поднять луки. Главарь же метнул во всадника топор. Альберт видел замах и пригнулся, топор просвистел мимо, зацепив лишь куколь.

– Налетай на него! – закричал главарь, оставшись без оружия, и бандиты устремились к Альберту. Историк все-таки получил несколько ударов дубинками по ногам, прежде чем отправил двоих разбойников на тот свет, остальные же, включая главаря, поспешно нырнули в лес. Хоть и было видно, как мелькают среди деревьев их рыжие куртки, никого преследовать Альберт не стал. Он повернулся к обозу. Вся труппа высыпала из фургончиков и почтительно молчала. Бланка странно улыбалась.

– Я же говорила, что если это и монах, то только рыцарь-госпитальер, – гордо сказала она в наступившей тишине, обращаясь к вознице.

– Я бретонский рыцарь, – скромно произнес Альберт, – и лишь волей случая одет как монах-бенедиктинец. Свои доспехи я вынужден был отдать победителю, проиграв честную схватку. Ряса лишь укрывала меня от холода. Однако если у вас найдется для меня обычная теплая одежда, я бы переоделся в нее и сопровождал вас до города Тура.

Артисты разразились радостными криками, и кто-то тут же полез в фургончик в поисках одежды. Вперед вышел худощавый горбоносый мужчина и, держась на почтительном расстоянии, поблагодарил Альберта в изысканных выражениях.

– С таким монахом мы доберемся до Тура без проблем, – добавил он. – И еще спасибо, что спасли Бланку – это моя племянница.

Альберт сошел с коня и, бросив горбоносому поводья, отправился переодеваться.

Ему вынесли просторную коричневую куртку, штаны какой-то фиглярской расцветки, шерстяной плащ и засаленный чепец. Альберт переоделся, оставив на себе лишь подкольчужник. Все-таки в схватке с лесными людьми он мог спасти хотя бы от кинжала. Чепец же одевать не стал, предпочел накинуть капюшон куртки. Теперь можно было продолжать путь, артисты еще немного погалдели и расселись по своим повозкам. Монахов Альберт решил не дожидаться, тем более что они могли сделать крюк и поехать другой дорогой. Их можно потом разыскать в Туре, или уже в монастыре. Собственно, они нужны только для представления аббату, но в крайнем случае можно будет предстать перед настоятелем самому, не дожидаясь чересчур пугливых монахов.

Через час труппа выбралась из леса, путь шел среди полей и голых темных виноградников, а с закатом был сделан привал рядом с ветряной мельницей. Фургончик артистов не самый лучший дом, но все же лучше, чем голая земля. К тому же по пути было набрано много хвороста, и вскоре запылал костер. Вот только жарить на нем было особо нечего – артисты варили горох. Но все возлагали большие надежды на Тур и, поедая пустую похлебку, мечтали, как следующим вечером будут есть свиные ножки. Начало декабря – как раз время убоя свиней, и цена на свинину хорошая.

Альберт держался особняком, ему не досаждали, очевидно, полагая за ним право держаться в стороне в силу знатного происхождения. Однако любезно предложили похлебку в деревянной миске, присовокупив кусок колбасы, видимо, за помощь от разбойников. Под скрип мельничных крыльев Альберт съел и то и другое, захотелось спать, и только он собрался залезть в какой-нибудь фургон на ночлег, как услышал за спиной мелодичный голос Бланки.

– Значит, гадание сбывается, рыцарь, – девушка присела рядом.

Альберт вспомнил их разговор в лесу и ответил с улыбкой:

– Больше чем на две трети оно не исполнится. Не знаю, что может случиться, чтобы я поднял руку на такую славную девушку. Наверное, это невозможно.

– Гадание – лишь намек, оно не говорит прямо. Может быть, это образно, может, ты разобьешь лишь мое сердце, – она пытливо заглянула Альберту в глаза.