"Были бы деньги – пошел бы к нему заказать доспехи", – отчего-то подумал Альберт, и эта мысль несколько удивила его. То ли в нем до сих пор жила привычная для современников страсть делать покупки, поднимая себе этим настроение, то ли он так сросся со Средневековьем, что уже чувствовал себя без доспехов не в своей тарелке. Однако же верилось, что в монастыре дадут обещанное снаряжение. Только вот где монахи… Альберт не мог себе позволить их дожидаться. Да и непросто их будет найти в Туре, не привлекая внимания. Надо убираться отсюда поскорей.

Бродячие артисты закончили развлекать стражников и публику, въехали наконец внутрь, и Альберт снова гарцевал рядом с повозкой, где снова место рядом с возницей занимала Бланка.

– Где остановишься, рыцарь? – спросила Бланка. – Не иначе как ты приехал в Тур заказать себе новые доспехи, – добавила она, словно читая мысли историка. – Придешь сегодня на площадь смотреть наше выступление?

– Нет, Бланка, доспехи ждут меня в другом месте… И я сейчас же должен покинуть город, потому что спешу.

– Жаль… – девушка потупилась. – Очень жаль, что ты не услышишь, как я играю.

Альберту очень хотелось соврать, что он еще услышит, как она играет, и обязательно вернется, но лгать не хотелось даже во спасение. И не было денег сделать прощальный подарок. Оставалось молча ехать рядом и чувствовать, как болезненно скребет на сердце. Альберт уже жалел, что они вообще встретились, потому что понимал: теперь ему будет не хватать этого милого существа. Уж не говоря о том, что он будет теперь вечно переживать за ее судьбу.

Повозки остановились недалеко от собора Святого Готьена, на пощади. Альберт спешился и, держа под уздцы дергающего головой коня, приблизился к девушке и вымученно улыбнулся.

– Как же я теперь спасу тебя, если ты уходишь? – спросила она.

– Может быть, речь в гадании шла о другом рыцаре?

Она усмехнулась.

– Не так уж часто рыцари спасают комедиантов… Не думаю, что меня еще кто-нибудь захочет спасти. Однако я верю, что мы еще увидимся. Ты куда направляешься?

– Сейчас я направляюсь в замок Курсийон, что по дороге на Ле Ман. А потом, надеюсь, в далекую северную страну, откуда нет возврата.

– Что ж, прощай, рыцарь, – она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы. – Я буду молиться за тебя Пресвятой Деве.

– Мне понадобятся твои молитвы, Бланка, – Альберт крепко сжал ее маленькую озябшую руку, наклонился и поцеловал еще раз, под смешки суетившихся вокруг жонглеров. Затем вскочил на коня и направился прочь, но, не выдержав, оглянулся. Так и запомнился ему Тур: громада собора святого Готьена с двумя растущими, еще недостроенными башнями, площадь перед собором с непрерывно снующим людом и маленькая замерзшая девушка в сером плаще.

Когда Альберт вступал на мост через Луару, представшая перед ним картина несколько потеснила сжимающую грудь тоску. Мост этот был совсем не похож на мост города Сомюра, только-только освободившегося из-под осады. Нет, это был торговый мост. По сторонам замощенного проезда были сооружены мастерские и лавки. Тут находились и оружейники, и суконщики, и аптекари, и старьевщики. Товар коробейников соседствовал с бутылями виноделов, рядком стояли кувшины с оливковым маслом, на лотке были разложены вафли и пирожные. Цирюльник стриг купца, а напротив, у клеток, бойко выкрикивал продавец птиц, но трелей щеглов не было слышно из-за шума и разноголосицы. Пузатый мельник сидел на мешках, отряхивая штаны, запорошенные мукой, и тут же бойко торговала упитанная молочница. Крестьяне из окрестных деревень, стуча деревянными башмаками, гнали скот в город, вклиниваясь в людской поток, а навстречу со скорбными важными лицами медленно брели отдохнувшие паломники, побывавшие накануне у мощей святого Мартина Турского. Тут были и монахи с надвинутыми куколями в черных, серых, коричневых рясах, закупающие для нужд монастырей всякую всячину; слепцы, калеки и попрошайки, умудрившиеся найти себе уголки и ниши, а хозяева лавок, недовольные таким соседством, неодобрительно и цепко поглядывали на них. Но Альберт быстро покинул мост, потому что приближались телеги с дровами, бочками, соломой, и было непонятно, как они проедут по мосту через всю эту цветастую толпу.

Заблудиться Альберт не боялся, потому что монастырь, как уверял монах, должен быть виден с дороги. Главное успеть до заката. Тур же оставил в душе историка сильное впечатление. Во всем чувствовался конец угрозе с севера, со стороны занятых англичанами замков. Хоть их загребущие руки не успели дотянуться до этих мест, но опасность витала в воздухе всю осень. Правда, городские жители спали относительно спокойно за городскими стенами, а вот крестьяне всю осень дрожали от страха за свои жизни и собранный урожай.

При мысли о Бланке словно тупая игла вонзалась под дых. Даже не игла, а спица. И эта невидимая спица в груди причиняла вполне реальную сутулящую боль. Приходилось прикрываться от Бланки, словно щитом, тяжелыми мыслями о зыбкости возвращения, до которого оставалось чуть больше суток, если не обманывал Крушаль. Предстоящий же разговор с аббатом скорее всего ничего не даст, думал Альберт, да и так уже все ясно. Разве что помыться перед возвращением… Но не пустись он в этот путь, так и не увидел бы никогда мир Средневековья, жестокий и удивительный. Однако путь по жестокому и удивительному миру закончен пока не был, и как показывала практика, в самый последний момент всегда может что-нибудь случиться.

Сзади раздался топот копыт, Альберт обернулся, нащупывая рукоять скорпиона, и тут же с облегчением выдохнул. Его догоняли Валентин и Стефан. Историк натянул поводья, дождался их и, расплывшись от радости в улыбке, сказал:

– Видать, большой крюк понадобилось вам сделать, братья-монахи, раз вы не избавились от лошадей.

– А вы, рыцарь, что-то слишком медленно ехали, раз нам удалось догнать. Не иначе как прелестница из объятий не отпускала? – усмехнулся Валентин. Лицо у него было усталым и грязным.