– Добрый день, ваше королевское высочество, – произнес один из газетчиков, сухощавый молодой человек в круглых очках и с каштановым чубом. – Атанас Колев, корреспондент газеты «Державен Вестник». Насколько мы знаем, в Софии вы только проездом, а конечная цель вашего путешествия лежит в Санкт-Петербурге, поэтому и остановились вы не в сербском, а в русском представительстве. Скажите, как этот факт согласуется с вашими словами о том, что вы специально приехали в Софию для того, чтобы провести переговоры о прекращении сербско-болгарской вражды?

– Господин Колев, – с легкой иронией ответил я, – вы, видимо, забыли географию. Из Белграда в Санкт-Петербург значительно быстрее доехать через Вену, а не через Софию. Но там мне разговаривать не с кем и не о чем. Друзей у меня там нет, и союзников среди австрийцев я тоже не ищу. Не то что ваш князь Фердинанд, который ловит каждое слово этого престарелого вампира австрийского императора Франца-Иосифа.

После этих моих слов все четверо корреспондентов вгляделись в меня более внимательно и, как мне показалось, быстро переглянулись между собой. Это дало мне повод считать, что начал я вполне успешно.

Тем временем корреспондент газеты «Державен Вестник» продолжил:

– Болгария, – вздохнул он, – в отличие от Сербии, находится в вассальной зависимости от Османской империи, поэтому наш князь и вынужден искать поддержки у Европейских стран…

– Господин Колев, – я постарался добавить я в свой голос едкого сарказма, – насколько известно нашей сербской разведке, которая еще что-то значит, ваш князь Фердинанд в любой момент может запросить поддержки России и объявить полную независимость от Османской империи, но не делает это потому, что ему запрещают из Вены, которая враждебно относится к Петербургу и не хочет ссориться со Стамбулом. Султан Абдул-Гамид, старый маразматик, довел свое государство до ручки. Турецкие солдаты и офицеры уже полгода не получали жалованья, армия и полиция – эти две ноги, на которых стоит турецкое государство – уже готовы подогнуться от возмущения. И в таких условиях ваш князь отказывается провозглашать независимость – даже при том, что Российский император Михаил предложил ему свою прямую поддержку*, в том числе и путем заключения военного союза и отправки в Болгарию частей Русской императорской армии, которые сделают невозможной даже попытку прямого военного нападения турок или австрийцев. Год сейчас не тысяча восемьсот семьдесят восьмой, и Российская империя может значительно больше, чем тогда…

Примечание авторов: * в нашей истории русский МИД по поручению царя Николая после разгрома на полях Манчжурии сдерживал намерения Болгарии объявить независимость, в то время как Австро-Венгрия дала согласие при условии, если ее оккупация Боснии и Герцоговины превратится в аннексию. В этой альтернативной истории Российская империя Михаила Второго, напротив, поощряет Болгарию к скорейшей независимости, и об этом знает каждый болгарин, а Австро-Венгрия, союзная с Османской империей, всячески мешает ей в этом, считая, что независимость Болгарии находится в российских интересах.

– Ваше высочество… – взволнованно обратился ко мне еще из присутствующих «шакалов», с коротким ежиком светлых волос и пронзительными голубыми глазами. – Иван Маринов, – поспешил он представиться, – корреспондент газеты «Болгарска армия». Скажите, насколько точны ваши сведения о том, что наш князь не желает заключать с Россией военный союз и при ее поддержке объявлять о независимости Болгарии от Османской империи?

– Абсолютно точны, господин Маринов, – ответил я, – перед самой поездкой я имел беседу с неким господином Димитриевичем – вам, наверное, хорошо известно это имя, хоть вы и не сербы. Так вот, этот господин снабдил меня всей необходимой информацией для ведения переговоров с вашим князем, но вот только переговоры мне вести фактически не с кем. Как вам уже наверняка известно, болгарское министерство иностранных дел и вообще официальные лица полностью проигнорировали мое прибытие в Софию, из чего я могу сделать вывод, что плохие отношения между Сербией и Болгарией тоже полностью соответствуют государственным интересам Австро-Венгрии и Османской империи. Ведь наша вражда выгодна только им и никому более. Сказать по чести, вашей Болгарии давно пора было объявить независимость, поставив Европу и Османскую империю перед фактом – точно так же, как вы, никого не спрашивая, присоединили к своей территории Восточную Румелию (и ведь ни одна зараза тогда не пошла на вас за это войной). Впрочем, это вы болгары, и вам жить под властью такого монарха…

После этих моих слов болгарские корреспонденты снова переглянулись между собой – теперь уже гораздо более выразительно. Хоть подполковник Бесоев мне этого не советовал, я решил вывернуть перед болгарскими борзописцами все грязное белье их князя, которое сумели раскопать наши шпионы. Это игнорирование моего прибытия болгарскими властями после некоторого размышления привело меня в тихое бешенство, а оказавшиеся под рукой газетные писаки сами подсказали мне способ мести князю Фердинанду. Интересно, хватит ли у этих шакалов пера смелости напечатать эти сведения, или, как говорят некоторые, весь пар у них уйдет в свисток?

После некоторых раздумий заговорил еще один из присутствующих, плотный мужчина с пышными черными усами.

– Ваше Высочество, – сказал он, – я Александр Страмболийский, ответственный редактор газеты «Земледельческо знамя». Скажите, ваши последние слова означают намек на судьбу вашего прошлого короля Александра Обреновича, которого так называемые патриотические силы, не желающие больше терпеть австрийское засилье, изрубили саблями прямо в собственном королевском дворце?

– Да Бог с вами, господин Страмболийский! – натужно рассмеялся я, – это мы, сербы, буйные как дети, не можем жить без острых ощущений и кровавых зрелищ. Для моего отца тот переворот был вообще неожиданностью. Помню, как пять лет назад меня спешно забирали из пажеского корпуса в Петербурге и отправляли в Белград, потому что мой папа стал королем, а наследному принцу неприлично обучаться не на родине. Нет, ничего подобного свержению династии Обреновичей я вам затевать ни в коем случае не советую. Напротив, свергать, а тем более убивать помазанника Божия нельзя ни в коем случае. В этом деле стоит только начать – а потом уже невозможно остановиться. Заговоры, убийства и казни последуют непрерывной чередой. Пример того – Французская революция. Правда, бывают и такие случаи, когда владетель, ощущая, что не в силах больше нести ношу монаршего долга, сам, по доброй воле, отказывается от престола в пользу ближайшего наследника. Возможно, ваш юный княжич Борис окажется больше болгарином, чем его отец, из которого никак не выветрится дух австрийского офицера…

Поскольку присутствующие молчали, я решил добавить, как говорится, пару слов от себя, сказать самое главное, о чем мы разговаривали с господином Бесоевым, и после этого прервать встречу, потому что она сильно меня утомила.

– Господа, – сказал я, – привлекая к себе внимание, – теперь позвольте мне произнести небольшой итоговый спич, после чего давайте завершим нашу встречу и разойдемся довольные друг другом. Для начала хочу вам сказать, что добрые отношения между сербами и болгарами должны стать делом рук только сербов и болгар. Если мы сами не приложим к этому максимальные усилия, то никто не сможет разрешить наши противоречия. Должен сказать, что я не являюсь сторонником тех сил, которые хотят загнать всех балканских славян под единую крышу некоей югославянской империи. Это глупость, которой нет равных. Сербы и болгары, хоть и близкие, но все же отдельные народы. Все сербское должно стать сербским, а все болгарское болгарским. В тех же местах, где сербы и болгары живут вот так, – я показал корреспондентам сплетенные пальцы двух рук, – необходимо искать такой путь решения национального вопроса, который бы наименьшим образом навредил живущим там людям. Я пока не знаю, как этого добиться, но в Петербурге надеюсь припасть к источнику мудрости, и думаю, что в ближайшее время буду уже знать ответ. Напоследок хочу сказать, что самое главное – что у нас с вами есть общие друзья и общие враги, а если кто-то путает их между собой, то это значит, что у этого человека не все дома и его надо лечить. На этом позвольте закончить и попрощаться. Надеюсь, у вас хватит храбрости напечатать в своих газетах все, что было сказано во время сегодняшней встречи. Прощайте, или, точнее, до свиданья; возможно, что мы с вами еще увидимся.

Я уже было развернулся кругом, чтобы выйти прочь через ту же дверь, через какую и пришел, как вдруг меня остановили бурные непрерывные аплодисменты. Обернувшись, я увидел, что мне аплодируют не только те четыре корреспондента, что пришли на встречу (один из них вообще не проронил ни слова), но и какие-то люди, стоявшие в дверях, через которые, скорее всего, и вошли журналисты. Правильно, так и должно быть, ведь русских в представительстве совсем немного. Быть может, только сам господин дипломатический агент Сементовский-Курилло и еще один два его помощника, а весь остальной персонал оказывался болгарским. Кивком поблагодарив этих людей за высказанное мне одобрение, я снова резко развернулся и вышел вон. И, хоть я держал себя при этом сдержанно и с достоинством, все внутри меня пело и ликовало. Я остро ощущал те могучие изменения, которые в этот момент происходили во мне. Я становился другим. Внутри меня словно бы струилась сила, делая меня могучим и уверенным. Именно сейчас я и осознал целиком и до конца, что я «уже не мальчик».

Сразу за дверью меня ждал подполковник Бесоев. Его глаза сияли, видно было, что он чрезвычайно доволен. И я сразу подспудно почувствовал, что его отношение ко мне изменилось. Мы словно стали с ним равны… двое мужчин, умеющих говорить правду и принимать решения.

Бесоев пожал мне руку и сказал, что я все сделал самым наилучшим способом, и непонятно, к чему были мои детские страхи. Мол, в другие времена, наверное, сказали бы, что моими устами говорил сам Бог… Вообще, мне было понятно, что он хотел бы сказать мне намного больше, но, по негласным правилам, суровому мужчине не следует выражать чрезмерную похвалу другому мужчине… Впрочем, все, о чем он не сказал словами, достаточно красноречиво выразило его крепкое, по-настоящему дружеское рукопожатие.

После этого мы пошли в отведенные мне комнаты, где меня ждал еще один сюрприз, точнее, целых два…