Фамилия Бесоев при этом не называлась, но это, скорее всего, из-за его небольшого чина. Ведь на той эскадре должны быть не только генералы-адмиралы, полковники и капитаны первого ранга, но и младшие офицеры, а также нижние чины. На нижнего чина мой новый знакомый не походил совсем, а вот поручиком или лейтенантом на той особой эскадре он мог быть наверняка. Я, знаете ли, пару лет проучился в санкт-петербургском пажеском корпусе, и могу сказать, что на молодого русского аристократа подполковник Бесоев тоже походил только внешне. Да, манеры, осанка и прочее у него очень похожи, но какая-то особая энергия и взгляд на жизнь выдают в нем чужака. Но, как бы то ни было, подполковник Бесоев все равно мне нравится. Я даже не против той заботы, которую он обо мне проявляет, хотя обычно воспринимаю такие вещи в штыки. Сколько раз папа мне нудел про Михайлу Петровича и о том, что я веду себя неприлично; а Николай один раз объяснил, что моя личная жизнь ему безразлична, но разговоры обо мне и моем наставнике могут помешать делу – и сразу все стало понятно. И вообще, это дело у Николая всегда на первом месте. Он живет ради своего дела, и это мне импонирует. Разве мало я видел людей, которые без всякого дела коптят небо? И при этом весьма довольны собой; но если они вдруг исчезнут, то никто и ничего не заметит.

А Николай тем временем продолжил:

– Что пойдет в ход в этот раз, мы не знаем, но стараемся минимизировать возможные поводы. Достоверно известно, что там, в нашем прошлом, ты женился только один раз – в тот год, когда тебе уже исполнился шестьдесят один год…

– Погоди, Николай, – снова сказал я, – ну, не захотел я там в вашем мире жениться – и что с того? Может, жены не нашел подходящей, или мне это вообще не интересно…

– А вот последнее плохо, – сказал подполковник Бесоев, – ибо сербский король должен иметь жену и наследника – для гарантии желательно не одного. Нежелание жениться – это профессиональная непригодность для монарха, ибо при неясностях в наследовании в дальнейшем в государстве может разгореться династическая распря.

И тут я подумал: а почему я, собственно, избегаю знакомств с особами противоположного пола? Папа я говорил, что храню себя для будущей жены, но это была далеко не вся правда. Я знаю, что красив и привлекателен для женщин, и не только для женщин. Уже достаточно давно, чуть ли не с самого нашего переезда в Белград, за мной начали волочиться придворные дамы разной степени потасканности, желающие затащить красавчика (то есть меня) в свою постель. Но ни одной это пока еще не удалось, потому что я уклонялся от этой «чести» как мог. С одной стороны, меня буквально запугали возможностью заразиться разными неизлечимыми болезнями, с другой стороны, под руководством моего наставника я был занят математикой и рыбалкой. Да-да, именно рыбалкой – и занятие это ничуть не менее интересное, чем математика, особенно если охотиться за крупной рыбой. При этом и то, в чем меня и Михайлу Петровича подозревали злословящие сплетники, ни в коей мере правдой не было. К лицам одного с собой пола в постельном смысле я был абсолютно равнодушен, а сама мысль о подобных «забавах» вызывала у меня вполне отчетливое омерзение. Уж лучше лечь в постель с огромным склизким и холодным сомом – вроде того, что мы с Михайлой Петровичем вытянули из Дуная два года назад (был в моей жизни и такой подвиг).

Но что же все-таки мешает моим контактам с противоположным полом, почему я с такой настороженностью воспринял появление Анны и Феодоры? И почему я первым делом подумал о том, как бы избавиться от их присутствия, а мысль о том, что они будут ночевать в одной со мной комнате, первоначально привела меня чуть ли не в панику? И в то же время одно мимолетное движение Феодоры, когда она доставала свой пистолет из набедренной кобуры привело меня в такое состояние, будто я нечаянно ударился головой о потолок. Значит ли это, что я вполне нормальный мужчина с нормальными интересами, или это проявление моего мужского «я» произошло случайно, ведь раньше ничего такого со мной не было? Да и сейчас, разговаривая с Николаем, я исподволь разглядываю обеих девиц, и они мне все больше и больше начинали нравиться. Их позы, жесты, пластика движений, гибкость и сила; никакой крестьянской неуклюжести, и в то же время полное отсутствие аристократических манерности и жеманства. Чем-то они напоминают меня самого – дикие прямые штучки, внутри которых вставлен стальной стержень. Они явно происходят и не из низов и не из высшего общества – а это значит, что я вполне могу общаться с ними не роняя своего достоинства, и в то же время не беря на себя ненужных обязательств. Но какова же настоящая цель хитрого выходца из будущего, подсунувшего мне этих двух «телохранительниц» – только безопасность моего тела или еще желание проверить, смогу ли я вступить в брак и зачать наследника? Меня до того взбудоражило это предположение, что я, не думая, сразу же выпалил ему в лицо свои мысли.

– Знаешь что, Георгий, – с тихой яростью ответил мне подполковник Бесоев, – если бы ты не был наследным принцем, нужным моему государю живым и здоровым, то за такое предположение я бы вызвал тебя на дуэль. Если бы ты не был молоденьким засранцем, изолированным от нормального общества и ни хрена не разбирающимся в отношениях между людьми, то я в воспитательных целях просто по-простонародному дал бы тебе в морду. Это я тоже умею. А так я тебе объясню, что я не сводник и не сутенер, а эти девушки не рабыни и не проститутки, и никто не может принудить их к чему-то, что лежит за пределами их служебных обязанностей. А их обязанность – сохранить твою тушку в состоянии целости и сохранности, ибо сам факт твоего существования мешает многим и многим…

– Да как вы можете кричать на мальчика?! – неожиданно вскричал Михаил Петрович, о существовании которого все позабыли. – Вы хам, мужлан и грубиян, не забывайтесь и не смейте так разговаривать с его высочеством!

В первое мгновенье я даже и не знал, как реагировать. Это вмешательство было совершенно несвоевременным и ненужным. Конечно, сначала слова Николая ранили меня, но потом я понял, что он все делает в моих интересах. А Михайло Петрович… он, конечно, хороший человек, но я уже начал жалеть, что взял его с собой в эту поездку. Интегралы, безусловно, вещь важная, но мне пришла пора учиться другим вещам. Кроме того, я боялся, что Николай, оскорбленный этим окриком, что-нибудь сделает с Михайло Петровичем; но он только пожал плечами, будто показывается, что не обижается на штатского и отдает это дело на мой суд.

– Петрович*… – сквозь зубы процедил я после этого кивка, – ваше вмешательство в наш разговор с господином Бесоевым совершенно неуместно. Если бы я счел нужным его одернуть, я бы это непременно сделал сам. Ведь наследный принц сербского королевства я, а не вы. И, кроме того, я давно уже не мальчик… Ступайте к себе в комнату и приготовьтесь завтра утром выехать обратно в Белград. Вы возвращаетесь обратно к своим занятиям в университете, где вас ждут студенты, а я отправлюсь дальше в Санкт-Петербург. Анна, будь добра, проводи господина профессора до его комнаты и проследи, чтобы он не заблудился.

Примечание авторов: * в данном случае Петрович это фамилия, а не отчество.

Впервые я отдал своей телохранительнице прямой приказ, и как ни удивительно, она его выполнила и вышла вслед за Михайло Петровичем, сверкнув белозубой улыбкой. Данная ситуация, кажется, ее даже забавляла.

– Георгий, – спросил меня Николай, – стоило ли поступать с этим человеком так жестко, ведь ученые люди обидчивы? Этот Петрович же не виноват, что весь мир для него делится на интеллигентных людей (к которым он причисляет и вас) и грубых солдафонов вреде меня.

– Стоило, – решительно ответил я, – я на самом деле давно уже не нуждаюсь в мелочной опеке и защите. И кроме того, ученые люди не только обидчивые, но и умные. Немного поразмыслив над сегодняшним приключением, он поймет, что королевич Георгий вырос и к нему надо относиться как к взрослому человеку, а не как к несмышленому юнцу. И хватит об этом. Давай вернемся к нашим баранам, про которых ты говорил, что им мешает сам факт моего существования. Знаешь, что-то такое я в Белграде ощущал, как будто некоторые люди воспринимают мою вспыльчивость, честность и прямолинейность как какую-то помеху своим планам.

– Вот именно как помеху, – сказал Николай. – Но после того, что ты здесь сегодня наговорил, очень многие в Вене, Константинополе, здесь, в Софии, а может даже и в Белграде, захотят увидеть тебя гарантированно мертвым и нафаршированным свинцом. Не стоит при этом забывать про Лондон и Париж – там ты тоже многим сегодня встал поперек горла. Запомни. Задача Анны и Феодоры – сохранить твое тельце в целости и сохранности до тех самых пор, пока мы не прибудем в Питер под защиту Его Императорского Величества. Для этого они будут спать с тобой в одной комнате, следовать за тобой везде и всюду, куда бы ты ни пошел, и даже заглядывать в сортир перед тем как ты опростаешься, пробовать твою еду, и, если надо, умрут за тебя или вместо тебя.

– Умрут?! – ошарашенно переспросил я, представив Анну и Феодору простреленными пулями и истекающими кровью. – Они же почти дети!

– На самом деле, – ответил Николай, – Анна твоя ровесница*, а Феодоре на год больше. У нас есть методы, позволяющие им выглядеть совсем юными девушками. Они вполне взрослые девушки, сознательно выбравшие свою судьбу, вступившие в ряды нашей организации и принесшие императору воинскую присягу. Не надо их жалеть, потому что они достойны большего. Уважай их, восхищайся ими, люби их за ту работу, которую они для тебя делают, но только не жалей. Жалость унижает, а воина жалость унижает вдвойне. А ведь они такие же воины, как ты и я.

Примечание авторов: * королевичу Георгию в сентябре 1908 года исполнится 21 год.

– Николай, – спросил я, – а можно как-то сделать, чтобы им не надо было бы умирать?