– Знаете, девушки, – сказал я, – для меня все случившееся сегодня стало полной неожиданностью… Вы там у себя, в России, наверное, привыкли к подобным вещам, а для меня все это пока еще дичь дикая…
– В принципе, – произнесла Феодора, – отношения между защищаемым объектом и защитниками могут строиться по-разному, в зависимости от межличностных отношений. Иногда попадаются такие самовлюбленные засранцы, что и глаза бы их наши не видели. Но все равно пока они под нашей защитой – их жизнь и здоровье должны находиться в безопасности. Каким путем мы этого добьемся – другой вопрос. В самом крайнем случае наглого засранца можно заковать в наручники, упаковать в мешок, сесть сверху и следить, чтобы враг не подобрался. И плевать, кто он там: один из сонма Великих князей или заграничный миллионер. Если внутреннее расследование признает нас правыми, то «с Дону», то есть Новой Голландии, выдачи нет. С тобой, Георгий, как раз другой случай. Засранцем ты не являешься ни в коей мере, даже, напротив, при виде тебя у нас с Анной возникают сестринские чувства… И это не только потому, что ты красавчик – многие мужчинки как раз и превращаются в полных засранцев через осознание своей смазливости. Нет; ты прямой, честный, открытый, сильный, и в то же время беззащитный, потому что легче всего плевать как раз в открытую душу.
– Да, – сказала Анна, – Фео права. Но тут как раз возникает еще одна проблема личного отношения. Так можно перейти грань и удариться в другую крайность. Но мы постараемся сдержаться, хотя ничего не обещаем, поскольку ты красавчик. Но если между нами что-то случится, оно случится только по взаимному притяжению и согласию. Ведь правда, Фео?
– Да, – кивнула Феодора, – правда, Ани. Хотя, наверное, мы можем обещать, что поездка принца Георгия в Петербург в любом случае будет не только безопасной, но и приятной. Так что, братец Георгий, по возможности расслабься и приготовься получать удовольствие.
Я подумал, выбросил из головы все ненужные мысли и решил – будь что будет. Для меня, как для наследного принца такое положение не грозит никакими репутационными потерями. Российские великие князья с певичками и актрисками учиняли и не такое. Тем более что наряды своей эскорт-гвардии император Михаил выделяет только для сопровождения очень важных и ценных для него персон, и причисление к таковым мне сильно льстит. К тому же девушки были милы и воспитаны, а перспектива оказаться с ними обеими в одной постели выглядела для меня все менее пугающей. Быть может, к тому времени, когда надо будет задувать свечи, я окончательно смирюсь с этой затеей. Действительно, рано или поздно все мальчики делают это, а если Анна и Феодора не удержатся в рамках своего сестринского отношения, то и я смогу сделать все ничуть не хуже остальных.
Потом, поскольку заняться было пока еще нечем, а до важной вечерней беседы оставалось довольно много времени, мы втроем пошли погулять по Софии; причем во время прогулки, по взаимному соглашению, разговаривали только о ерунде. Ко мне девушки обращались как к братцу, не раскрывая таким образом моего инкогнито, а я их Ани и Фео. Между прочим, мне подумалось, что «Фео» – красивое и неожиданное сокращение имени Феодора, это звучит мило и напоминает трепетание листика на ветру… При этой мысли я несколько подивился: вроде не замечал раньше у себя поэтических наклонностей… Однако для меня уже было очевидно, что эти две девушки пробуждают во мне какие-то светлые, теплые, искренние чувства; это и вправду походило на нечто родственное. И все это не могло мне не нравиться.
По пути мы зашли в небольшой ресторанчик, чтобы пообедать (разумеется, за мой счет). Я не мог даже допустить мысли о том, что девушки будут рассчитываться сами. Человек я щедрый и открытый, а установившиеся между нами хорошие отношения дали этим свойствам моего характера полный ход. Впрочем, насколько я был щедр, настолько же девушки были скромны и умеренны. Из похода в ресторан я также сделал вывод, что вести себя за столом они умеют, и в случае чего за Ани и Фео мне не будет стыдно и в самом высоком обществе. Кроме всего прочего, во время прогулки я видел, что встречные мужчины, особенно молодые, смотрят на моих спутниц с интересом, а на меня с завистью. Приятно, ничего не скажешь. Попутно мы с девушками немного узнали друг друга – не в смысле обмена информацией о себе, а в смысле чувства локтя и ощущении близости другого человека. Возможно, что именно во время этой прогулки появившаяся между нами симпатия смогла укрепиться и пустить корни.
Но все когда-нибудь кончается. Напоследок мы зашли в еще один ресторанчик поужинать, после чего в сгущающихся сумерках направились в российское представительство. Надо сказать, что вся эта прогулка прошла без каких-либо эксцессов: меня просто не узнавали на улицах – что крайне радовало в связи с тем, что должно было начаться завтра, после того как выйдут утренние газеты.
В представительстве девушки в первую очередь сопроводили меня к комнате подполковника Бесоева (порядок превыше всего), а потом, поскольку разговор предполагался тет-а-тет, отступили на заранее подготовленные позиции в моей (точнее, уже нашей) комнате.
16 апреля 1908 года. Вечер. Болгария. София. Российская дипломатическая миссия. Комната подполковника Бесоева.
Наследный принц Сербии королевич Георгий Карагеоргиевич.
На этот раз Николай встретил меня в штатском костюме (который он носит не менее уверенно, чем наши аристократы, но все же немного по-другому). Выходец из другого мира в нем просматривается довольно отчетливо. Об этом и о том, что я все про него знаю (вернее, догадываюсь) в своей откровенной манере я и сказал ему прямо с порога – чтобы этот пришелец из будущего не вздумал юлить и морочить мне голову.
– Ах так… – с мрачной усмешкой ответил он мне, – так это даже лучше, потому что не придется тратить время на ненужные преамбулы. Итак, друг мой Георгий, присаживайся вон на тот стул (уж извини, другого в моей берлоге нет) и задавай свои вопросы.
Тут надо сказать, что комната, которую отвели подполковнику Бесоеву, не в пример моим апартаментам была обставлена крайне аскетично – можно сказать, бедно, – и больше напоминала жилище младшего офицера в казарме. Застеленная серым одеялом узкая пружинная койка, крашеная коричневой краской тумбочка, на которую был водружен трехсвечный канделябр, тоненький коврик на полу и тот единственный стул, на который мне и было предложено уместить свое седалище. При этом было видно, что, несмотря на аристократическую внешность, мой новый знакомый легко мирится с этим аскетизмом. В ответ на мои невысказанные мысли (видимо, мое лицо выражало их слишком явно) он, чуть усмехнувшись, сказал:
– Знаешь, по сравнению с походным биваком это действительно верх комфорта. Ну и, помимо всего прочего, такая обстановка вполне приемлема, чтобы провести тут два-три дня перед тем как выехать в Варну, где нас будет ждать русский миноносец. А так, постельное белье чистое и сухое, насекомых в кровати нет, в комнате не воняет – и то хорошо. Мы, фронтовые офицеры, люди неприхотливые: где поселят, там и живем. Кстати, тот закуточек, в котором спит император Михаил, когда не ночует у жены, ненамного лучше этой комнатки.
– У вас там везде так? – спросил я, продолжая озираться в этом убогом жилище. Да уж, с моими апартаментами, полными дорогой мебели, никакого сравнения…
– Где как, – Николай меланхолически пожал плечами, – подсвечники, например, только в музее можно увидеть, даже в самой нищей халупе висит электрическая лампочка; а в остальном за сто лет в быту мало что поменялось. Ну, может быть, еще матрацы вместо сухой травы набивают разной синтетической дрянью – и только. Правда, при этом добавились разные штуки, некоторые из которых ты себе даже представить не можешь, но от их отсутствия я как как-то особо не страдаю… Тем более все это роскошное барахло стояло бы скорее в таких президентских апартаментах, как у тебя, а не в этом приюте бедного командированного.
Я понял, что Николай не хочет говорить на тему разных технических чудес будущего, и решил сменить тему, тем более что он сам подал к тому повод.
– Скажи, Николай, – спросил я, – а почему ты назвал роскошные апартаменты «президентскими», а не «королевскими» или, к примеру, «императорскими»?
– А потому что, – ответил он, – императоров в том мире вовсе не осталось*. Да и короли, где они есть, носят исключительно декоративный характер. Зато президентов развелось как тараканов. Вон у вас в Сербии двадцать первого века тоже президент – глаза бы мои на него не глядели; и у нас в России тоже президент, немного получше. Но самый главный президент там американский – он даже думает, что является президентом всего мира, хотя мы, русские с ним в этом очень не согласны. И вообще, несмотря на большие положительные изменения в бытовых условиях, медицине, и вообще в благосостоянии, жизнь в будущем опасна и неустойчива. В любой момент все может кончиться либо концом истории, когда человечество просто сгниет в своей блевотине, либо всеобщим апокалипсисом войны, которая несколько раз сможет убить на планете все живое. Нас потому сюда и прислали, чтобы мы, начав действовать с ключевого момента истории, попытались все изменить к лучшему, пусть даже и не в своем мире…