– Нам вряд ли придется воевать с германской армией, – сказал он, – зато русские, не объявляя мобилизации, под видом подготовки к летним маневрам подтянули почти свои дивизии постоянной готовности в непосредственную близость к нашим границам. А это тридцать армейских корпусов, включая два гвардейских, один гренадерский и еще четыре корпуса, переброшенных из Сибири, а также пресловутый корпус морской пехоты генерала Бережного. Судя по концентрации вражеских частей, против Кракова будет действовать от восьми до двенадцати вражеских корпусов. Еще восемь будут наступать на Лемберг (Львов), четыре с севера со стороны Люблина и четыре с востока со стороны Житомирской губернии. Еще четыре корпуса сосредоточены в Бессарабии и могут быть предназначены для вторжения в Трансильванию с южного направления совместно с румынскими войсками. При этом вся русская кавалерия выведена из состава армейских корпусов и сведена в два мощных кавалерийских соединения, именуемых конными армиями, и обе этих армии сосредоточены у наших границ, сразу за пехотными корпусами: одна нацелена на Краковское, а другая на Трансильванское направления. Всего на трех ключевых направлениях русские сосредоточили против нас полмиллиона штыков и пятьдесят тысяч сабель, при том, что мы можем выставить против них примерно двести пятьдесят тысяч штыков и сабель. Процесс мобилизации ландвера и гонведа только начался, поэтому в связи со значительным перевесом противника^[56] над нашими войсками длительная оборона Галиции не представляется возможной. Основная задача наших войск – не давая себя опрокинуть, с арьергардными боями отступать от границы с целью закрепиться на горных перевалах и продержаться там то время, которое необходимо для завершения мобилизации.

– Всего двести пятьдесят тысяч? – с сомнением переспросил император Франц-Иосиф. – Я думал, наша армия примерно вдвое больше…

– Еще сто пятьдесят тысяч наших солдат, Ваше Апостолическое Величество, – сказал Франц Конрад фон Хётцендорф, – будут воевать против Сербии и Черногории, а также беречь наши границы с Румынией и Италией. В любом другом случае нас просто начнут есть заживо. При этом надо учесть, что сербское командование оказалось умнее, чем мы думали. После проведения мобилизации, только часть их войск вторглась в Косово и Метохию, а остальные силы заняли оборону на границе с Воеводиной и Боснией, готовясь продержаться до тех пор, пока русские не нанесут нам поражение в Галиции и не прорвутся внутрь страны… Именно поэтому жизненно важно наличными средствами задержать русскую армию на перевалах, потому что иначе нас разнесут вдребезги с тем же шиком, с каким болгары разнесли турецкую армию в Македонии.

– Это не сербы так умны, мой дорогой Франц, – вздохнул наследник престола, – это император Михаил заблаговременно принял меры к тому, чтобы его солдатам не пришлось слишком спешить, выручая своих союзников из неприятного положения. Но сейчас я хочу сказать о другом. Исходя из той карты, что лежит на столе, я вижу приготовленную русскими бомбу, взрывчатый заряд страшной разрушительной силы, который уничтожит нашу империю и сделает ее пищей для победителей. Но при этом тут не хватает своего рода фитиля, детонатора, который подорвал бы этот заряд. Ведь сейчас все же не те времена, когда было можно без повода и объявления войны вторгнуться с армией на чужую территорию только потому, что она потребовалась для округления владений.

– За поводом дело не станет, – чопорно сказал Алоиз фон Эренталь, – сербы поднимут восстание в Боснии и император Михаил потребует, чтобы мы передали эти территории в состав их королевства. Или просто без всякого восстания последует ультиматум, что по причине отмены решения Берлинского конгресса мы должны вернуть эти земли законным владельцам. Один раз Россия уже воевала с Турцией за свободу болгар, так почему бы ей теперь не повоевать с нами за свободу сербов? А еще император Михаил может придраться к тому, что Австро-Венгрия проводит мобилизацию, ведь следующим шагом после нее непременно должна быть война. Требование прекратить мобилизационные мероприятия будет для нас неприемлемым, со всеми вытекающими из этого последствиями. И в то же время русский царь чувствует за собой право двигать свои войска по своей территории в необходимом ему направлении. В любом случае формальный повод для войны долго искать не будут, и поэтому она начнется ровно в те сроки, на какие ее назначил русский Генштаб.

– Говорил я вам, – проворчал начальник австрийского генерального штаба, – что превентивную войну с Сербией надо было начинать раньше, желательно еще пять лет назад, после убийства их предыдущего короля Александра Обреновича. Один на один мы бы с сербской армией справились. Но сейчас поздно плакать по упущенным возможностям. Увы. Мы сможем героически сопротивляться в отдельных местах, но без поддержки со стороны Германии гарантированно проиграем.

– Если Германия и вмешается в эту войну, то отнюдь не на нашей стороне, – сказал фон Эренталь, – лозунг «все немецкое должно быть немецким», активно продвигаемый кайзером Вильгельмом, говорит о том, что он положил глаз на Австрию и прочие территории, заселенные немцами. Вполне возможно, что германские войска вторгнутся на территорию Австрии только для того, чтобы защитить австрийских немцев от озверевших русских казаков, после чего эти земли намертво приклеятся к рукам германского кайзера – так, что не отдерешь.

– Я тоже не исключаю такой возможности, – сказал Франц Фердинанд, – когда речь заходит о чем-либо подобном, у германского кайзера разом пропадает всяческая стеснительность. В своих мыслях он завоевал уже почти весь мир. А решится все уже завтра, после того как упадет метеорит и станет ясно, где это случилось и каковы потери пострадавшей страны. Ведь ясно же, что именно к этому моменту истории все и приурочивалось. Я даже не исключаю, что какими-то путями русским агентам удалось сдвинуть сроки турецкой революции, чтобы она произошла как раз в тот момент, когда это больше всего нужно русскому царю. Вслед за турецкой революцией, как по русскому заказу, же полыхнула Балканская война, которая по первому же слову все того же императора Михаила готова переброситься на наши территории. Думаю, что и смерть британского наследного принца, и все прочее также приурочены к этому моменту… Моменту истины, который станет триумфом для русского императора.

Эрцгерцог Франц Фердинанд замолчал, внимательно вглядываясь в расстеленную на столе карту с нанесенной на нее дислокацией русских и австро-венгерских войск.

– Думаю, что большая часть нашего сегодняшнего обсуждения была совершенно напрасна… – наконец медленно произнес он. – Русские выиграют эту войну, как они и рассчитывали, всего одним ударом. Главное наступление русских произойдет не в направлении Кракова или Лемберга, где развернутся только отвлекающие операции, а с самого края польского выступа через перевалы в Татрах напрямую на Прессбург (Братиславу). Ведь не зря именно там в первом эшелоне находится корпус морской пехоты господина Бережного, а за ним – большое количество пехоты и кавалерии, которые вы, мой милый Франц, почему-то посчитали резервом. Ведь я вам уже говорил, что был на прошлогодних больших маневрах русской армии и, возможно, увидел немного больше, чем мне намеревались показать…

– Но корпус Бережного, который стоит в первом эшелоне, это же десантная часть, легкая пехота, вооруженная только тем, что возможно унести с собой на руках, – возразил Франц Конрад фон Хётцендорф. – Она не имеет не только тяжелой, но и вообще любой артиллерии, и на перевалах будет вынуждена идти грудью на пулеметы нашего гонведа.

– Знаете, что, дорогой Франц, – хмыкнул Франц Фердинанд, – я не сомневаюсь, что господин Бережной достаточно умный человек и свой пост получил не только потому, что сумел очаровать сестру нынешнего царя. Вот увидите. В надлежащий момент у его корпуса найдется и тяжелая артиллерия, и кое-что такое, о чем мы пока даже не имеем понятия. Такой вывод я сделал из того факта, что русские не стали проводить мобилизацию. Они рассчитывают, что война будет короткой как летняя гроза, а такое возможно только в том случае, если поражение нашим войскам будет нанесено в первом же сражении. После чего мы попадем в такое положение, что не сможем больше продолжать боевые действия. Несколько русских корпусов (а среди них половина всей их кавалерии), продвинувшиеся до Прессбурга, – наследник престола взял указку и показал на карте рассекающий удар, – как раз и могут быть тем неприятным сюрпризом, который вынудит нас заключить с русскими мир на любых условиях. Не возражайте, мой дорогой Франц, не нужно бесполезных споров, ибо все станет ясно уже очень скоро, а за столь короткое время, даже если вы со мной согласитесь, ничем не сумеете исправить положение. Это попросту невозможно.

– Да, ваше императорское высочество, – сказал начальник австрийского генерального штаба, также внимательно посмотревший на карту, – наша разведка докладывает, что в районе, где разместился корпус Бережного, особенно свирепствует русское ГУГБ, полностью парализовавшее нашу агентурную сеть. В других местах нет таких строгостей. В таком случае, если вы правы, то последствия этого воистину могут быть ужасными. Но что-то менять действительно поздно. Если война начнется завтра, то мы ее уже почти проиграли. Впрочем, и послезавтра тоже, а также еще в течение пяти-шести дней, которые потребуются для того, чтобы передвинуть на то направление дополнительные войска.

– Ладно, бездельники, – слабо махнул рукой император Франц-Иосиф, – идите все отсюда прочь. Я так и знал, что в тот момент, когда мне от вас нужна будет помощь, я ее не дождусь. И позовите моего личного врача. Что-то я нехорошо себя чувствую…