Ребята берут похудевшие рюкзаки, но, под укоризненными взглядами, меняют их на парашютные сумки. Мы же крепим рюкзаки на спинах и легкой трусцой бежим за молодыми берендеями. О месте ночлега напоминает небольшая кучка свежей земли, поверх костра, и примятый мох на месте лежки взрослых мужчин.

Тайга просыпается. Слышатся редкие пересвисты птиц, кукование кукушки, выматывающий писк комаров. Дым костра больше не отгоняет насекомых, и они летят тучей за убегающей группой. Толстенные стволы елей ракетами уносятся ввысь, неся в своих широких лапах смолистые заряды. Чахлые березки упорно тянутся вверх, несмотря на скудность пропускаемых солнечных лучей. Высокие сосны зонтиками раскидывают свою пышную крону, и пытаются поймать лучики солнца на кончик каждой иголочки.

Прыгали через поваленные деревья, скользили под влажными листьями кустов, которые порой окатывали целыми водопадами росы, если не успеешь остановиться, и потом грохотал довольный хохот взрослых берендеев, которые развлекались как дети. Их можно понять – вернулись в родные края, где выросли и возмужали, великая радость и детский задор всегда наполняет грудь при приближении к чему-то родному, близкому. И вместе с тем в отдаленном уголке таится легкая грусть оттого, что придется снова покидать этот родной край.

– Красотища-то какая! – на бегу горланит подполковник. – А я уже начал забывать, как прекрасна утренняя тайга. Телевизор мне природу заменил.

– Да уж, у нас хоть и красиво, но эта суровая красота постоянно мне снится по ночам! – кричит в ответ Иваныч.

Парни молчат в ответ, не мешая наслаждаться двум великим бойцам возвращением в родные места. Бежим ровно, упруго, отталкиваясь от пружинистого мха, иногда скользим по ковру из павших иголок, без хруста, почти без звука. Три часа бега и перед нами раскидывается обширная холмистая поляна, с трех сторон закрытая сплотившимися мрачными елями, а с одной стороны обрезанная протекающей лесной речкой.

На возвышении холма стоит кряжистый дом, широкий по периметру. Без различных украшений, резных наличников, дом с первого взгляда радует своей простотой и практичностью. Потемневшие здоровые бревна, массивное крыльцо, окна как бойницы, на крыше замшелая дранка – угрюмый, мрачный, настоящий дом воина. На крылечке столярничает сухонький старичок в валенках и кацавейке. Из рукавов серой суконной рубашки выглядывают морщинистые руки. Кучка желтых стружек копится на половых досках.

– Здорово, батяня! – радостно орет подполковник.

– Встречай дорогих гостей! – в тон ему вторит Иваныч.

– Идите на хрен, раздолбаи! – не отрываясь от своего дела, огрызается старичок.

Я прыскают от неожиданности, ребята-проводники тоже улыбаются, пока не натыкаются на взгляды взрослых берендеев.

– Вот жду не дождусь, когда то же самое скажу своим подопечным! – хмыкает Иваныч. – Батя, не дело это – встречать сыновей теми же словами, какими прощались.

Я не выдерживаю и хохочу над попыткой грозных берендеев сохранить лицо перед молодыми. Старичок хитро смотрит на меня из-под кустистых черных с проседью бровей и обрушивает праведный гнев на мою бедовую головушку.

– Чего ржешь-то, щенок? Али поводов для счастья много? Ты посередь берендеев, и энто уже причина вести себя смирно и не гоготать аки коняка заморская, зеброй именуемая. Цыть! – и строгий старичок оглаживает небольшую седую бородку.

– Он с нами, батя, это последняя кровь! – обиженным шмелем гудит подполковник. – Вот уж не ждал, что так шикарно встретишь, после стольких-то лет.

– И тебе цыть, Серега! Совсем разбаловались в своих городах, забыли, как нужжо ходить по тайге! За пять верст вас слышно, лоси баламутные! Что моих сорванцов поучили, за то спасибо, – старичок кивает на шишку белобрысого, – а вот что науку мою так быстро забыли, за то и браню вас, окаянные.

– За неделю вспомним все, батя! – обещает Иваныч, почесывая макушку. – Мы же к тебе не на один день выбрались…

– Ладноть, олухи, идите сюды, обойму вас, что ли! – Сидорыч скидывает напускную суровость и распахивает объятия. – Вона пузяки-то какие наели, и трех обхватов не хватит.

– Да это у Михайлы, я-то себя в порядке держу! – тут же вкладывает своего побратима Сергей.

– Ага, глянь какую харю наел, всю десантуру объедает на корню, – не остается в долгу Иваныч. – А что про меня – так у хорошего хозяина конь под навесом должен стоять!