Предосторожность оказалась излишней — источником звука являлся измученный зверолюд с обширной залысиной на макушке и поседевшей бородой, сидящий в узкой самодельной клетке. И она тут была далеко не одна. Примерно треть подвала, скрытую за многочисленными занавесками и ширмами, занимал своеобразный зоопарк, где содержались будущие подопытные. Большая часть вольеров из грубо сваренной арматуры пустовала, но изгрызенные прутья, обглоданные кости или свежий помёт внутри дружно намекали на то, что раньше экспонаты находились в каждом из загонов.
Сейчас основными постояльцами камер являлись бедные родственники Вани Потеряшкина. Голодные, изможденные, и зачастую изувеченные, они испуганно жались в дальних углах, боясь привлечь к себе внимание лишним шумом. От их простенькой домотканой одежды остались одни лишь лохмотья, не спасавшие хвостатых хозяев от переохлаждения. Тот самый заключённый, выдавший себя и сородичей, оказался болен и практически задыхался от непрекращающегося кашля. Увидев в моей руке топор, он хлопнулся на колени и принялся что-то бормотать, показывая рукой на соседние клетки, где сидела миниатюрная растрёпанная женщина в окружении троих детишек. Возможно, что его личных.
Стоило мне сделать ещё шаг, чтобы осмотреть дальние вольеры, как он бросился к прутьям призывно протянув руки. Видимо, подумал, что я пришёл забрать их, и предлагал себя взамен.
— Не, приятель, так дело не пойдёт. А ну-ка, убери культяпки!
На зверолюда подействовал только взмах топора. Он одёрнул худые руки, и с удивлением уставился на сбитый обухом навесной замок, упавший ему в ноги. Ключей у меня не было, так что пришлось действовать по старинке. Конечно, можно было просто развернуться и уйти, понадеявшись, что их успеют обнаружить, но оставлять их в таком состоянии — значит, становится на одну доску с их пленителями.
Я отодвинул грубо сваренный засов и распахнул скрипучую дверь.
— Прошу на выход. Только давай без глупостей, мне ещё остальными заняться надо.
Заключённый осторожно потрогал замок, но клетку покинул далеко не сразу из-за очередного приступа кашля. Я не стал его дожидаться, и аналогичным макаром раскурочил ещё два запора, поманив пришельцев из иного мира наружу. Те на контакт пошли куда охотнее, и мои жесты поняли куда лучше. Женщина с детьми побежали обниматься с предположительно отцом, а две молодые зверолюдки просто встали неподалёку от меня, не зная, что им делать. Лифчики в их племени не носили, но мне сейчас было совсем не до девичьих прелестей — левая рука полностью отнялась, приходилось бить одной правой.
Четвёртый замок никак не хотел поддаваться, но тут на выручку пришёл первый освобождённый, что-то благодарно проворковавший на своём наречии. Я предложил ему универсальную отмычку, и он, низко поклонившись, торжественно принял топор из моих рук. После чего играючи своротил толстую дужку одним ударом, аж искры сверкнули. Несмотря на болезнь, силы у него ещё оставались.
Меня же обступили женщины и дети, преданно смотря в глаза. Самая старшая указала на ранку, оставленную ядовитой невидимкой, и все дружно запричитали. Увы, мне от сочувствия легче не становилось, но их неподдельная искренность оказалась очень приятной. Хоть напоследок что-то хорошее сделал.
Только что с ними будет, когда меня не станет? Скоро сюда спустятся остальные сталкеры, ожидая встретить здесь затаившихся врагов. Зверолюды выглядели довольно безобидно, но боевые рефлексы никто не отменял. Ребята после битвы уставшие и нервные, могут жахнуть, не подумавши. Как-то надо освобождённых пометить, чтобы с первого взгляда можно было понять — они совершенно неопасны.
Написать, что ли, на каждом что-то вроде: «Не стреляй» или «Я — мирный»? Нет, слишком подозрительно. После двойников разведчики на любую надпись будут смотреть косо. Хотя… Есть один вариант.
Я достал чёрный маркер и прихватив за локоть одну из зверолюдок, начертил у неё на лбу большими буквами слово «СДВИГ». Та осторожно потрогала испачканную кожу, после чего перебросилась несколькими словами с сородичами. Вроде как сообщила, что с ней всё в норме. А я уже приступил к следующей надписи, успокаивающе приговаривая:
— Всё хорошо, ребята сразу поймут, что это от меня.
Труднее всего было с непоседливыми детьми, но их придерживали взрослые, интуитивно почувствовавшие важность моих каракуль. По итогу получилась двадцать одна временная татуировка. Последним стал обладатель топора, добросовестно освободивший всех соплеменников. Ему я вдобавок нанес на лысину большую букву «П», уже из чистого хулиганства, после чего жестами попросил дождаться других людей в такой же, как у меня форме. Для чего даже не пожалел собственных излохмаченных штанов, раздав по лоскутку каждому мужчине. Так сказать, для сравнения.
Зверолюды согласно заухали, а помеченный полез обниматься, щекоча густой бородой, после чего настойчиво поманил меня за собой. Остальные за нами не пошли, оставшись на границе между загоном и разделочной зоной. К сожалению, спросить у него, что он от меня хочет, я не мог — жесты здесь оказались бессильны. Поэтому пришлось немного прогуляться вдоль рядов клеток. В одной из них оказался уже знакомый гигантский волк, проводивший нас голодным взглядом, остальные пустовали вплоть до самой стены.
Посмотреть там было на что, так как обычной стальной арматурой девианты не ограничились, прибегнув и к магии. Для более опасных существ.
Вольером эту конструкцию можно было назвать с большой натяжкой, лишь по схожей функции удержания живого организма на ограниченном пространстве. Представляла она собой что-то вроде круглой пентаграммы на полу, по периметру которой было расставлено шесть светящихся Кристаллов Порядка. По крайней мере, именно так было написано в проявившейся пояснялке.
Внутри, закрыв большую часть нарисованных рун, сидел понурый, полностью обнажённый парнишка лет четырнадцати, за спиной которого виднелись аккуратно сложенные крылья. В отличие от моих бывших, на них имелись длинные перья, от которых исходило едва различимое сияние. Правда, они были далеко не белоснежные, а скорее насыщенного серого цвета, как у гусей. Аккурат под цвет его пепельных волос.
Херувим младший.