— У него комплексы, типа, его разжаловали из планет в карликовые планеты.

— Мегатупейшая.

— Планета с комплексом неполноценности. Разве не смешно? Красивая, одинокая. С комплексами.

— Чего красивого в Плутоне? Это булыжник.

— «Чего красивого»? «Чего красивого»???

Бухтя так друг на друга, мы выходим в коридор и вновь осматриваем стены. Ближе к пандусу обнаруживается закуток, из которого тянется наверх узкая металлическая лестница. Она крутая, неуютная — того гляди упадёшь или споткнёшься, — она страшно гремит под ногами и заканчивается железной дверью с окошком. За ним виднеется своеобразный перекрёсток, и витает в воздухе приторный аромат.

Ладан.

Меня обдаёт страхом, как холодной-холодной водой; усталость сходит на нет.

— Ты чувствуешь? — Голос у Дианы дрожит, она стискивает мою руку.

Я спрашиваю зачем-то:

— Твоя мама? — Челюсть сводит, и пара слов звучит приглушённо, сквозь зубы.

— Это не она. — Диана качает головой, не отпуская меня, и толкает железную дверь. — Не она. Не она!..

Ревут петли, нос забивает аромат ладана. Мы минуем «перекрёсток», сворачиваем раз, другой и выскакиваем в светлый коридор, наполненный вечерним солнцем.

Диана резко останавливается.

Сердце колотится уже не в груди, а в основании черепа; желудок будто стягивает колючей проволокой.

Я тоже замер — боюсь подойти к Диане и увидеть. Боюсь дышать — запах ладана настолько тяжёл, плотен, что меня вот-вот вырвет.

— Чел? Чел?!

Эхо, полное страха и отчаяния, разносится по зданию шипящей многоголосицей.

Я с трудом отлепляю кроссовок от бетона и делаю шаг.

Откуда-то спереди пробивается закат. В его свете на полу — не к месту, ни Богу свечка ни черту кочерга, — валяется красная женская сумка.