— Есть такое подозрение.

— «Это» Венера?

— Венера самодостаточная. Варится в своём соку, и в ус не дует.

Тонкая корка льда трещит, лопается под колёсами; булькают спицы. Велосипед все сильнее затягивает в набухшую землю, и вскоре мы оставляем его на сухом островке, идём пешком.

Поначалу ноги даже не летят — порхают после бесконечной езды, а потом по щиколотку уходят в хрусткие лужи, в ледяную воду, и к усталости, к голоду и отупению добавляется холод.

Сквозь эктоплазмически-бледную траву прогрызаются ржавые рельсы, по их бокам вырастают кирпичные стены. Светло-бирюзовый и мертвенно-бледный ягели обгладывают древнюю кладку, веет безнадёгой, старостью и запустением.

— Ну и местечко, — шепчет Диана, когда нас засасывает чёрный, с красным отливом туннель. Пахнет мхом и сыростью, холодный воздух пробирает волнами озноба. Под ногами скользит ледяной накат, словно недавно и не жарило +15.

Я бросаю взгляд на телефон.

18:26, сети нет.

Мы в перди.

— Так, ещё раз, — спрашивает невидимая Диана сбоку, из темноты. — «Одинокая, красивая планета с ворохом психологических проблем мечтает познакомиться»?

— Угу.

Наши отражаются от стен и кажутся пугающе объёмными, громкими.

— Блин, чел, «это» Земля.

— Да ну?! И какие у неё психпроблемы?

— Она ищет кого-то похожего на неё.

— И чё здесь ненормального?

Диана шумно втягивает носом воздух.

— Она не понимает, что обречена быть одной.

— Почему обречена? Ну не-е. Вот из-за чего вообще у планеты могли «шарики за ролики»? Угадаешь это — угадаешь и планету.