Отец Николай отворачивается, примеривается и погружает треугольный нож в церковный пирожок.

— Вы — написали ей насчёт «Труб»?

Он беззвучно шепчет, вытаскивает лезвие и опускает вновь, надрезая вторую плоскость пирамидки.

— Да скажите хоть чё-то!

Отец Николай поводит ножом в воздухе, будто не может завершить движение. С тихим стуком кладёт и нож, и пирожок на ткань.

Смотрит мне в глаза зеркалами своих очков. Смотрит прямо, как в душу.

— Даже если так, Артур, я не знаю, где она.

— Не знаете? — Меня разбирает нервный смех. — Вы тут, блин, литургию с её сумкой устроили! «Не знаете»?!

Отец Николай неуклюже поднимается и задевает чашу тяжёлым крестом. Блюдо звенит, эхом отдаваясь в черепе и нервах; крест перекручивает цепочку и сверкает в закатном солнце.

— Вы могли… полиция?..

— Иногда официальная власть, Артур, несёт больше вреда, чем пользы. Слишком большой… слишком много всего вокруг, в мире, не в рамках… ни человеческих, ни… — Отец Николай ладонью касается груди рядом с сердцем. — И тогда люди возводят стены вокруг себя… внутри себя. Стены от людей, от законов…

— Это её сумка!

Отец Николай нахмуривается и долго собирается с мыслями. Когда он заговаривает вновь, голос его звучит тихо и ровно, даже ласково:

— Главное — не брать на себя роль Господа, Артур. Иногда лучшее, что мы можем — молиться. Подарить человеку частичку своего света… помочь разрушить стены внутри его души. Вероника Игоревна старалась разрушить свои стены. Я, как мог, старался ей помочь… один Господь знает, куда эта борьба…

— Правда? Правда-правда?! — Диана улыбается, но голос её звучит тяжело, будто глыбы льда скрежещут друг об друга. — А, по-моему, ты насрал моей маме в бошку и нам сейчас срёшь.

Я зажмуриваюсь. Отец Николай тяжело выдыхает.

— Ладно! — говорю я, не открывая глаз. — Давайте все убавим обороты. Мы как-то…

— Мои деньги, — вкрадчиво напоминает Диана. — Сколько мама тебе принесла?

— Алло! Гараж!

— Диана, мне очень жаль… — Отец Николай старается говорить мягко, но его голос подрагивает от плохо скрываемого напряжения. — Наша община причинила невольный вред тебе… твоей…