История с универом сложилась куда менее драматично. После того как я чуть не потерял Филдинга, смирился со своей влюбленностью и открылся родителям, меня мало что могло расстроить. В Корнелл мы вернулись в январе, уже будучи парой. Конечно, какое-то время в кампусе мы оказались главной сплетней — по большей части из-за того, что я раньше играл в футбол за Корнелл и был известным дамским угодником, а также потому, что Филдинг был Филдингом. Но он ничего не замечал, а я давно отошел от футбольной жизни. У меня осталось несколько прежних приятелей, а остальные отсеялись сами собой. Что наводит на мысль, а не было ли это неким подсознательным побуждением, заставившим меня дистанцироваться от лишних связей задолго до поцелуя с Филдингом. Наверное, дело в осознании, что Мик-футболист — не настоящий я. Мне просто потребовалось время, чтобы открыть в себе другого человека.
Но больше всего изменения коснулись меня самого: больше всего шокировало, насколько внимательным бойфрендом я стал. Вся эта ерунда с обнимашками? Сплошное безумие. Мне нравилось гулять с Филдингом, держась за руки, и обниматься на скамейке. Нравилось водить его на футбольные матчи и сидеть на трибунах рука об руку. Филдинг так очаровательно краснел, словно не мог поверить, что у него есть симпатичный парень, или что я окажусь таким откровенным и не буду стесняться наших отношений. Но он гордился мной, а я им. В кампусе все были довольно тактичны. По большей части окружающим было все равно.
А секс? Черт возьми, секс был потрясающим. Филдинг был неутомим и хотел попробовать
Да. Это был охрененно хороший год. И вот мы здесь — в доме моих родителей в Рождество.
***
В первый же день мы все отправились в торговый центр за покупками, посетили рождественский музыкальный вечер и поужинали в стейк-хаусе. Отец был вежлив с Филдингом, но явно чувствовал себя неловко. Моя тринадцатилетняя сестра Линди, как всегда, витала в собственном мире. Мама была… задумчивой. Но Филдинг оставался Филдингом. Его рассуждения о Большом адронном коллайдере привели всех в замешательство, но рассказ о пенсильванских полях сражений заставил моего отца трещать без умолку. Он обожает эту хрень. Филдинг настоял на том, чтобы помочь маме с рождественским ужином и утащил меня на кухню нарезать овощи.
У нас было традиционное рождественское меню с ростбифом и картофельными шариками. Пока мы ели, мама повернулась к Филдингу с блеском в глазах.
— Итак, Филдинг … Должна сказать, я боялась, что Мик никогда не влюбится.
— Это было обоснованное беспокойство, — невозмутимо ответил Филдинг.
Я оскорбленно фыркнул.
— Так когда же ты понял, что вы двое… что вы больше, чем просто друзья? — спросила она его. Мама так старалась, и я был невероятно благодарен. Линди деловито уставилась на нас с Филдингом, ожидая ответа, а папа продолжил вести безмолвный разговор с ростбифом, уткнувшись в свою тарелку.
Филдинг задумался, изучая мое лицо.
— Я переехал к Мику в конце августа и, кажется, влюбился в него в начале октября.
Внутри у меня все перевернулось от счастья. Я отложил вилку.
— Однажды утром мы бежали по осенним листьям. Я посмотрел на него и увидел то, что, полагаю, стало определяющим моментом. Я видел, как он красив, как силен — душой и телом. Находясь рядом с ним, я… я реально любил себя. Проводить с ним время было весело. Легко. Я никогда раньше не испытывал таких сильных чувств к кому-либо, и мне от этого было очень грустно. Я хотел, чтобы Мик оставался рядом как можно дольше, чтобы был моим другом навсегда, но я знал, что этому не бывать.
Черт. Филдинг реально умел задеть струны моей души. Я протянул к нему руку, и он сжал ее.
— Но мне и в голову не приходило, что я испытываю любовь в романтическом плане. Пока Мик не поцеловал меня. — Филдинг улыбнулся, и румянец залил его щеки. Я почувствовал, как ответная улыбка расползлась по моему лицу. — Хотя он никогда бы не сделал этого, если бы не омела.
— Рано или поздно я бы догадался, — возразил я хрипло.
Филдинг помотал головой.
—