– Сегодня.

– О чем?

– О чем хотите.

– А во сколько?

– В 9 часов. Понимаете, я должен срочно ехать на консультацию, а Кубариков (доцент) в районе, кроме Вас – некому.

У меня было 5 минут, чтобы придумать тему, подобрать больного на демонстрацию, найти хоть какие-нибудь подходящие снимки. Испугаться времени не оставалось. И я еще раз поблагодарила судьбу за Ленинград. Рассказывала я о патологии легких, снимки для практических занятий были подобраны, больной нашелся в моей палате. Вроде, обошлось. С тех пор я начала читать лекции – кандидатам наук это уже разрешалось. Надо сказать, что на госпитальной хирургии лекция всегда проходила «на больном», то-есть, теоретический материал излагали применительно к конкретному случаю. Недавно учебный центр прислал нам требование привести преподавание к «компетентностному методу». Вот уж что нельзя расценить иначе, чем воспоминание о хорошо забытом прошлом. Мое поколение всегда так училось и так учило.

Компетентностный метод предполагает выявление у слушателя компетенции в конкретном вопросе и умение применить эти знания. Наши практические занятия и состояли в разборе больного, когда студент показывает, как он может его расспросить, провести осмотр, оценить данные лабораторных и инструментальных исследований, поставить диагноз, предложить план лечения и поставить показания к операции. При этом становится ясным запас его знаний, начиная с первых курсов. Учебные планы у нас непрерывно меняются, что сопровождается сочинением томов бумаг, и каждый раз только ухудшает результаты. После самого лучшего плана в нашей субординатуре наиболее удачным было обучение на 6м курсе по трем основным специальностям: терапии, хирургии и акушерству. Будущие узкие специалисты проходили курс по этим потокам, наиболее им близким.

По общей хирургии преподавателю доставалась группа из 10 в среднем человек на 2,5 месяца. Они вели палаты с заполнением всей медицинской документации, участвовали в операциях, делали перевязки и небольшие манипуляции. Я с каждым студентом раз в неделю делала обход. В конце дня час – полтора студенты делали рефераты по текущей теме, изучали рентгенограммы, проводили разборы наиболее сложных больных. Раз в неделю был семинар, но каждый сдавал каждую тему на больном. В свободный час я проводила с ними беседу по литературе, живописи, истории, о путешествиях. На все это имелись иллюстрации в виде слайдов, которые я показывала на детском проекторе «этюд». На хирургии были подобные циклы по общей, неотложной, торакальной хирургии и поликлинике. У каждого преподавателя была прикрепленная группа, которую они курировали. За достаточно большой срок мы хорошо узнавали студентов и были в курсе их проблем. Это помогало в том числе и в профориентации. Желающие заниматься научной работой начинали ее уже на шестом курсе под руководством специалистов, которых на кафедре в ту пору было достаточно.

Надо сказать, что в преподавательских делах у меня серьезных ляпов не было. Единственное неудобство доставлял мой несолидный вид. В поликлинике я обычно помещалась в уголке, наблюдая за работой студентов. Ко мне и обращались с вопросом:

– Девушка, у вас тут ассистент работает?

– Да!

– А можно мне к нему?

– Пожалуйста, я вас слушаю.

– Это Вы? Я, пожалуй, в следующий раз зайду!

Или пациент со стола норовит уйти под девизом: «не дам практиканту, я не кролик!»

Как-то появилась группа из мужчин-фельдшеров. Непонятно, для чего устроили такую селекцию. На занятиях в поликлинике я заподозрила у пациента хондрому, что и подтвердилось на рентгене. Ребята спросили, почему я сразу решила, что это хондрома. Я и брякни: потому, мол, что постарше их. Огляделась и добавила – некоторых. А сзади услышала:

– Никого, Людмила Федоровна.

Недавно ко мне заглянул доктор и объяснил, что зашел поздороваться – 40 лет назад он сдавал мне госэкзамен. Поговорили.

– А знаете, как мы Вас звали тогда? Зануда!

Я подумала, что это, наверное, комплимент. Если бы они были в претензии к моим требованиям, ходили бы теперь мимо.