В научной работе участвовали как кафедральные сотрудники, так и практические врачи: сформулированы основные положения патогенеза травмы груди. Изучен весь период травматической болезни, включая осложнения. Созданы методические рекомендации по диагностике, лечению, профилактике осложнений, реабилитации пострадавших. Разработана тактика и организация помощи пострадавшим при механической, комбинированной и сочетанной травмах груди и живота. .
Особое внимание Е.А. уделял организации хирургических форумов. Благодаря им мы имели возможность познакомиться с ведущим учеными страны в разных областях хирургии. Первая Всероссийская конференция состоялась в 1969г. После нее организация собраний, как правило, стала почти ежегодной. Они каждый раз становились практически всесоюзными. Это было очень интересно и познавательно, а кроме того, давало возможность и выступать, и печататься. В 1974г прошел 1У Всероссийский съезд хирургов, в 1975 году – Х1Х Пироговские чтения. Мне много раз пришлось быть секретарем съездов, а затем и спецредактором сборников, что давало бесценный опыт, особенно в общении с профессионалами.
Вместе с новым заведующим кафедрой пришли сотрудники из других учреждений, вплоть до старшей операционной сестры, которую шеф привез из Березников. И мы стали привыкать к новым размерам стерильных салфеток. В операционных нового корпуса на всех этажах из кранов текла ледяная вода. Каждый год главный врач записывала наши просьбы насчет воды, но лет 7 мы морозили руки перед операцией. Нам объясняли, что абсолютно порочная система водоснабжения не позволяет помочь беде. В одну осень очень поздно дали отопление. Лечившиеся в отделении активные пенсионеры замерзли и быстро накатали письмо в газету. Его оперативно напечатали. На следующий день было тепло, а из кранов потекла горячая вода. Оказалось, что в трубе была обычная заглушка, которую забыли убрать.
В новом корпусе, который был достроен благодаря Е.А., были, наконец, созданы специализированные отделения, и появилась возможность развивать те направления, которые раньше мы пытались продвинуть, чаще вопреки обстоятельствам. Площади для лечебной и научной работы, хорошая лекционная аудитория создавали условия для клиники и кафедры. У проф. Вагнера была та же, что и у Семена Юлиановича, тенденция не делить персонал на институтских и больничных. Отделениями заведовали научные сотрудники. Лечебная работа была общей. Студенты учились в атмосфере научных интересов, активного участия в общественных делах, имели возможность послушать и посмотреть на корифеев.
С 1986 по 1990 годы в Перми проходила студенческая Республиканская олимпиада по хирургии. Она была весьма представительной. В России тогда было 44 медицинских высших учебных заведений. Мы приглашали по три участника от института с преподавателями. Соревнования проходили в три тура. До нас таких мероприятий по нашей специальности не проводили. Нам надо было придумать 4 варианта тестов, составить ситуационные задачи, организовать практические навыки, которые последние 2 года проходили в виварии в виде операций. Приезжало по 70 – 80 студентов из всех областей от Махачкалы до Владивостока. Ударить в грязь лицом было никак нельзя. Работа была большая, задействованы все кафедры. После нас были две Всесоюзных олимпиады в Витебске и одна республиканская в Новосибирске, после чего Союз развалился и все закончилось. А жаль! Очень нужное соревнование для ребят, да и преподавателям пообщаться ой как полезно!
Активно работало научное хирургическое общество. На его заседаниях обсуждали не только доклады по разрабатываемым на кафедрах проблемам, но демонстрировали наиболее сложных и интересных больных, разбирали конфликтные случаи как в больницах города, так и области.
Научно-практические конференции проходили с публикацией сборников материалов, где принимали участие врачи больниц.
В этой обстановке продолжалась работа над диссертацией. Для нее нужны были новые методики. В конце 60х стал активно внедряться радионуклидный метод. Такой лаборатории вблизи не было. Е.А.Вагнеру удалось стимулировать покупку радиологической аппаратуры. Ее нам выделили, оплатили и отправили, после чего она бесследно исчезла. Шло время, уходили недообследованные больные, просвета не намечалось. И однажды, в 2часа ночи Е.А. , тогда проректор по науке, позвонил мне домой и сообщил:
– Нашлась твоя лаборатория! Ее загнали в тупик где-то в Урюпинске. Жди, через неделю прибудет.
Действительно, прибыла. Один новый метод добавился. Теперь, настала очередь хирургических манипуляций. Надо было освоить чрескожную чреспеченочную холангиографию. Множественные проколы печени толстой иглой через кожу давали ненадежный диагностический результат и осложнялись истечением крови и желчи в брюшную полость. После нескольких исследований я решила бросить это занятие. К тому времени вышла монография на эту тему в соавторстве профессора Игоря Борисовича Розанова из Московского ГИДУВа с калининградскими хирургами. У И.Б. я выяснила, что в его клинике это исследование не делают. В Калининграде собралась конференция по хирургии желчных путей. Там мы и обнаружили основного исполнителя (по обыкновению, последнего в авторском коллективе) – аспиранта Жука, у которого я и разузнала все подробности. Спросила, в частности, где они берут трубочки для дренирования внутрипеченочных протоков, и получила ответ:
– Воруем в коктейль-холлах!
Это был тупик. В Перми ни одного коктейль-холла не было. Зато у нас был кабельный завод. Медицинская промышленность в те поры пластмассовых расходных материалов не выпускала. Все дренажные трубки мы выпрашивали на заводе. Было уже не до заботы о безопасности дренажей для организма. А потом мне крупно повезло. Вышли две статьи наших корифеев в ведущих журналах, где они осудили методику на том уровне (очевидно, воровать трубки им было зазорно), да и при механической желтухе опасность превышала результативность исследования. Я так и написала в работе, на чем и успокоилась. Этот способ значительно позже получил применение после внедрения гибкой иглы Шиба, которая не травмирует ткань печени при дыхании, а сама процедура выполняется в ангиографическом кабинете.
Защищалась я в 1977 году, через 5 лет после смерти С.Ю., первой на впервые сформированном специализированном совете, так сказать, его открывала. Защита проходила в нашем зале. Я стояла за кафедрой, с которой читала лекции. Консультантами числились Е.А.Вагнер и Е.Н.Тер-Григорова. Защиты по двум специальностям тогда еще не ввели. Время ушло на ВАКовские реформы, которые по полной программе, как всегда, выпали на мою голову. 2 года ждали только утверждения совета по защитам, где потом я отсидела 27 лет. Вагнера на заседании не было. Он был в отъезде. Приехала бригада на выездной цикл усовершенствования из московского ГИДУВа, откуда был мой оппонент, Игорь Борисович Розанов, сын классика брюшной хирургии Б.С.Розанова, ближайшего друга профессора С.С.Юдина. На И.Б. природа отдыхать не пожелала. Это был прекрасный хирург и преподаватель, знаток литературы, музыки, театра, заядлый охотник и вообще замечательный человек. Сказалось и влияние его учителя – Юдина, о котором он нам много рассказывал. Так что кафедру отца он занял по праву. И.Б. был потом оппонентом и на наших последующих защитах. Его преждевременную кончину мы восприняли как личное горе.
Москвичи подгадали начало цикла усовершенствования к защите, народу в зале было много, вопросов тоже. Несмотря на родной дом, где вроде бы стены помогают, в начале доклада меня трясло крупной дрожью, и было слышно, как стучали коленки. Голос прорезался только после вступления. Была жара под 30 градусов. Я стояла в полном зале с плохой вентиляцией в строгом шерстяном костюме и новых туфлях, и главным желанием у меня было уйти поскорее куда-нибудь. В первом ряду сидела мама с моей подругой. Мама горько проплакала всю защиту, то ли от счастья, то ли от страха за меня, то от жалости к себе за прошедшую мимо жизнь. На задних рядах приютились муж и девятиклассник-сын.
Основным оппонентом был И.Б.Розанов. Впервые выступал в этом качестве В.А.Журавлев из Кирова. Еще один оппонент из Ижевска – член нашего совета В.В.Сумин, рядом с которым я просижу потом на этом совете многие годы. В качестве неофициального оппонента выступил глубоко уважаемый всеми профессор-терапевт Я.С. Циммерман. На этой защите мне задали более 20ти вопросов. Обсуждение было очень активным. Неожиданностей не случилось. Родные стены помогли. Неприятности начались потом.
Естественно, что к этому моменту прибыла новая памятка для оппонентов. Ее раньше никто не видел. Все три отзыва оказались написанными не по форме. Их пришлось переделывать мне, пересылать разными путями за подписями. Розанов поручил сотрудникам отзыв заверить, что и было сделано, с московской обязательностью, печатью для справок и рецептов Боткинской больницы. Журавлев поставил гербовую печать Института Переливания крови, но забыл подписаться. Сумин послал правильный документ. Снова пересылки и доделки. После всех мытарств мне вернули из ВАК документы в розовой папке с завязками (это было обязательным требованием к оформлению) вместе с тяжеленным ящиком фотокопий всех публикаций, п.ч. направление подписал Вагнер как председатель Совета, а он не имел права это делать как консультант диссертации.
Но это все были семечки. Через год я получила утверждение. Тогда были большие зверства (по Салтыкову-Щедрину, «большие и малые злодейства совершались своим чередом»). В нашем институте ВАК были отклонены 8 докторских диссертаций. Слава богу, обошлось в конечном итоге.
А химия камней, между тем, продолжала будоражить мое воображение. После нескольких бесплодных попыток найти желающего заняться этой работой мне, наконец, повезло. В аспирантуру поступила Л.П.Котельникова. Е.А. отослал ее ко мне для определения темы по общей хирургии. Она и сумела решить задачу. Удалось связаться с одним из НИИ, где был инфракрасный спектрограф. На этом приборе можно было исследовать биохимический состав камней. И все стало на свои места. Комплексный подход к проблеме в сопоставлении клиники, биохимии, морфологии, результатов операции с химическим составом камней позволил внести новые данные в патогенез начала и течения желчнокаменной болезни. Кандидатская и докторская диссертации Л.П. посвящены этой проблеме.
В этот период работа шла по нескольким направлениям: изучали ферменты, кровоснабжение и его роль в развитии патологии печени, клинические аспекты и результаты оперативного лечения, отдаленные результаты. Всего было защищено 9 кандидатских и 4 докторских диссертаций. Через много лет, в 2008г мы напишем монографию, где обобщены результаты этих исследований.
На наших глазах (и руках) проходила эволюция оперативного лечения ЖКБ. В начале нашего хирургического пути преобладали вмешательства на желчном пузыре, в основном, по поводу острого холецистита. Камни в протоках были большой редкостью. О стенозе фатерова соска как-то не упоминали. При грубых нарушениях оттока желчи накладывали холедоходуоденоанастомоз. В 1973 году в Ессентуках собралась Всесоюзная конференция по хирургии желчных путей. Было много интересных докладов, шло активное обсуждение. В результате в ведущем журнале «Хирургия» была напечатана резолюция, в которой папиллотомия была признана порочной операцией, влекущей за собой множество тяжелых, порой смертельных осложнений. Ее рекомендовано было оставить.