Книги
Во имя Науки! Убийства, пытки, шпионаж и многое другое
Это был тот еще процесс. Сначала он собирал свежие половые выделения и смешивал их с питательным бульоном из бычьих сердец. Затем приглашал мужчин в свой кабинет и наносил жидкость на пенис одним из трех способов. При поверхностном инфицировании он макал небольшой ватный тампон в жидкость и втирал ее под крайнюю плоть (при этом от него требовалось, как при кастинге порноактеров, выбирать мужчин с мясистой крайней плотью, которая лучше покрывала тампон). При глубоком инфицировании Катлер макал тампон в жидкость и вталкивал его с помощью зубочистки в уретру. Еще он использовал метод процарапывания – кончиком шприца он царапал головку члена чуть не до крови, а затем прикладывал тампон к ранке. Катлер также инфицировал здоровых проституток, вводя пропитанные раствором тампоны в вагину и, как сам говорил, вращал его там «со значительным усилием». Словно стремясь подчеркнуть жуть всего происходящего, Катлер часто приглашал жену, которая крупным планом фотографировала человеческие гениталии.
Примечательно, что некоторые подопытные Катлера возражали против таких «процедур». Один пациент психиатрической клиники (который, надо заметить, оказался самым здравомыслящим человеком в этом помещении), не желая, чтобы ему царапали пенис, соскочил со стола и убежал; персонал клиники искал его несколько часов. Но в целом Катлер был весьма доволен результатами искусственного заражения. Все три метода дали базовый уровень от 50 до 98 процентов инфицирования.
Катлер исправно сообщал о «прогрессе» своему вашингтонскому начальству; результаты произвели на них хорошее впечатление. Один написал: «ваше шоу [!] здесь уже привлекает достаточно широкое и благосклонное внимание». Другой поведал о своем разговоре с главным врачом государственной службы здравоохранения США: «веселые искорки мелькнули в его глазах, когда он произнес: “Знаете, у нас в стране такой эксперимент провести было бы невозможно”».
Да, медики зачастую жертвовали прибыльной карьерой в области частной практики, переходя на работу в СОЗ; у многих из них был армейский опыт. В целом этот общий опыт и общее чувство цели создавали в рядах сотрудников СОЗ высокий дух боевого братства. Обычно здоровый дух – это хорошо. Но психологи, изучающие групповую динамику, обнаружили, что группы с высокой совместимостью и однородным происхождением чаще принимают ошибочные решения, чем группы, более разнообразные по мышлению. В особенности однородные группы редко сомневаются в этичности своего поведения или, точнее, не в состоянии распознать, что поступают неэтично. И, по мнению однородной группы сотрудников СОЗ, Катлер вел отличную работу.
Катлер, конечно, на каком-то уровне догадывался, что своими экспериментами заступает на сомнительную в нравственном смысле территорию. Даже полностью доверяя начальству, он неоднократно просил держать информацию о его деятельности в тайне. Просьбы стали более настойчивыми после апреля 1947 года, когда в The New York Times появилась небольшая статья. В ней говорилось об эксперименте в Балтиморе и Северной Каролине, где ученые заражали сифилисом кроликов и немедленно давали им пенициллин, который, судя по всему, препятствовал инфицированию. Журналист отметил, что их работа открывает огромные перспективы для лечения людей, но подчеркнул, что было бы «этически недопустимо» «запускать живые микробы сифилиса в человеческий организм». Именно этим занимался Катлер в Гватемале. Впрочем, характеристика своей деятельности как «этически недопустимой» не остановила его, но лишь укрепила подозрения в том, что публика за пределами СОЗ может создать проблемы, поэтому нужно соблюдать высшую степень секретности.
Показательно и то, что Катлер никогда не ставил эксперименты на себе. Это может показаться странным упреком, но в середине 1900-х годов такие эксперименты были весьма распространенным явлением среди врачей. Например, анатом Джон Хантер еще в 1767 году сознательно заразил себя гонореей, введя болезнетворный гной себе в пенис, чтобы день за днем отслеживать течение болезни[40]. Как это ни жутко звучит, но Хантеру, по крайней мере, хватило мужества самому пострадать ради науки. Во времена Катлера были врачи, которые делали то же самое. На самом деле Нюрнбергский кодекс предусматривает исключения для опасных исследований, если для этого существует непреодолимая потребность, и врачи сами становятся объектами исследований.
Фотографии гватемальских женщин, сознательно зараженных венерическими заболеваниями в ходе эксперимента под эгидой Службы общественного здравоохранения США (с разрешения U.S. National Archives and Records Administration).
Непреодолимая потребность в работе Катлера, может, и была, но он предпочел не трогать свою (крайнюю) плоть, а экспериментировать над другими людьми.
Несмотря на высокий дух, в СОЗ прохладно относились к исследованию в Гватемале; у некоторых медиков возникали вопросы. Прежде всего вызывало сомнение привлечение к экспериментам пациентов психиатрической клиники. Один врач написал Катлеру: «Я с определенной, а если честно, то с большой долей сомнения отношусь к экспериментам над психически больными людьми. Они не могут дать согласия, не понимают, что происходит, и, если какая-нибудь добродетельная организация об этом пронюхает, шуму не оберешься». Как видно, он больше беспокоился о негативной реакции прессы, чем о здоровье людей. Но, в отличие от сотен других сотрудников СОЗ, он, по крайней мере, высказал возражения и посоветовал Катлеру остановиться.
У коллеги были основания для беспокойства. Даже на фоне всех этических грехов Катлера в Гватемале его работа в приюте для душевнобольных выделяется своей низостью. В обмен на какие-то до смешного жалкие подношения – типа кинопроектора, холодильника, каких-то лекарств, тарелок и чашек – директор приюта разрешил Катлеру инфицировать венерическими болезнями пятьдесят пациентов. Среди них было семь женщин с эпилепсией, которым сделали инъекцию сифилиса в позвоночник. Невероятно, но Катлер заявлял, что женщины «так слабо возражали против процедур», что «день за днем» выстраивались в очередь за получением очередной спинальной инъекции. Отчасти потому, что после этого он угощал их сигаретами.
Самый мучительный случай в приюте произошел с женщиной по имени Берта. Ее возраст и причина помещения в клинику неизвестны. В феврале 1948 года Катлер сделал ей инъекцию микробов сифилиса в левую руку. Вскоре у женщины начались патологические изменения: на руке появились красные волдыри и стала слезать кожа.
Тем не менее Катлер в течение трех месяцев никак не лечил ее, и к 23 августа Берта уже была на грани смерти. Очевидно, решив, что теперь он может делать с ней все что угодно, Катлер продолжал вводить гонорейные гнойные выделения ей в уретру, в глаза и в прямую кишку, а затем для верности сделал еще одну инъекцию сифилиса. Через несколько дней у Берты из глаз пошел гной, а из уретры началось кровотечение. 27 августа она скончалась.
Как уже говорилось, очень легко судить людей прошлого по этическим стандартам нашего времени и чувствовать моральное превосходство. Как говорится, мода в этике меняется быстрее, чем мода в одежде, и нам следует взять паузу для осознания того, что люди будущего, вероятно, станут осуждать нас за поступки, о правомочности которых мы сейчас даже не задумываемся. Но
До 1948 года, когда СОЗ наконец прекратила финансирование исследований Катлера, на него было потрачено 223 000 долларов (2,6 миллиона на сегодняшний день). Таблетки пенициллина настолько успешно боролись с венерическими заболеваниями, что применение профилактических мер типа арахисового масла стало бессмысленным. Должность главного врача государственной службы здравоохранения США занял другой человек, вероятно, менее склонный с «искоркой в глазах» смотреть на этические злоупотребления. В итоге Катлер упаковал чемоданы и покинул Гватемалу. Видимо, не случайно, учитывая интерес к венерическим заболеваниям, позже он присоединился к группе исследователей в Таскиги, Алабама.
В отличие от медиков Таскиги, которые с удовольствием публиковали результаты своих исследований, Катлер не опубликовал ни слова о своей деятельности в Гватемале – отчасти потому, что результаты не содержали ничего нового. С точки зрения общественного здравоохранения они ничего толком не дали. Но есть основания думать, что были и другие, более веские причины для молчания. В 1960 году Катлер покинул СОЗ, прихватив с собой все свои лабораторные журналы и карточки пациентов периода работы в Гватемале, хотя все это являлось собственностью правительства США. Крайне необычный поступок для такого верного служаки, как он. Никто не знает, почему он их забрал, но очень похоже, что это была попытка замести следы, исключить возможность того, что кто-нибудь узнает, как проходило исследование. Поразительно, но об этом действительно никто не знал вплоть до 2005 года, когда историк Сьюзен Реверби наткнулась на эти дневники в университете Питтсбурга, где Катлер преподавал после ухода из СОЗ. Если бы Реверби не обнаружила их и не продралась героически через все десять тысяч страниц, его деятельность так и осталась бы в тайне[41].
Катлер не дожил до обнародования результатов своего исследования. Он умер в 2003 году. Чем он занимался после Гватемалы? Помимо Таскиги он совершил поездки на Гаити и в Индию, помогая организовывать систему здравоохранения для женщин.
Он выбивал в Соединенных Штатах стипендии для гинекологов и акушерок из развивающихся стран, чтобы они получали дополнительное образование и могли вернуться на родину спасать жизни женщин. В 1980-е годы он осудил панику, поднявшуюся в связи с распространением СПИДа, и отказывался демонизировать жертв из числа гомосексуалистов.
Что-то знакомое? Прошу прощения за риторический прием, но почти героический доктор, о котором я писал в начале главы, борец за права женщин и меньшинств, – тот же человек, который проводил исследование в Гватемале. Если бы вы знали из послужного списка Катлера только это, до того как были обнародованы материалы по Гватемале, вы бы решили, что это второй Альберт Швейцер.
Как эти два Катлера уживались в одной личности? Возможно, он раскаялся после Гватемалы и решил всю оставшуюся жизнь творить добро. Возможно, он сумел похоронить все свои воспоминания и отказывался признавать, что когда-то творил зло.
Возможно, он до сих пор придерживался той позиции грубого утилитаризма, согласно которой, пока ты стремишься помочь людям всем и сразу – то есть человечеству в целом, – ты имеешь право приносить в жертву его отдельных представителей (уже в 1990-е годы Катлер на этом основании выступал защитником исследования в Таскиги). Или попытка как-то согласовать Катлера Первого и Катлера Второго просто не имеет смысла. Есть соблазн соединить гватемальского Катлера с Йозефом Менгеле и прочими нацистскими врачами и отмахнуться от него как от очередного садиста-извращенца. Но это сделать очень непросто, зная про все добрые дела, которые он совершил позже. Видимо, примирить двух Джонов Катлеров попросту невозможно[42].