Фримен называл себя Генри Фордом в нейрохирургии. Он был тем, кто принес лоботомию в массы.

В 1936 году он работал в Вашингтоне и занимал две должности: одну в университете Джорджа Вашингтона, и вторую – в близлежащем приюте для душевнобольных. Работа в университете ему нравилась. Там у него сложилась репутация яркого преподавателя, способного собрать полную аудиторию даже утром в субботу. В очках, с густыми бровями, с немодной бородой и усами, он напоминал Граучо Маркса, а лекции его были не менее увлекательны. Он умел рисовать на доске двумя руками сразу и приводил в восхищение своих студентов, одновременно изображая две разные части головного мозга, – только мел крошился! Не столь веселой была его привычка выискивать по близлежащим клиникам интересных неврологических пациентов и показывать их перед аудиторией. Например, одна пожилая женщина с деменцией превратилась, по существу, в младенца до такой степени, что у нее пробудился сосательный рефлекс. Фримен продемонстрировал это, дав ей жадно пососать из бутылки, а потом – чубук его собственной трубки («Эту картину они не скоро забудут», – хвастался он в письме). Его студенты, преимущественно мужского пола, настолько любили его занятия, что приводили своих подруг. Это было интересней и дешевле, чем кино.

Вторая работа Фримена, в психиатрической клинике, в отличие от преподавательской, сильно угнетала его. Все обитатели клиники – от пациентов до персонала администрации – казались ему жалкими, несчастными, и пустая трата человеческого потенциала вызывала отвращение. Поэтому, когда Эгаш Мониш опубликовал свою книгу по лейкотомии, где были подробно описаны предлагаемые методы лечения, Фримен пришел в экстаз. Позже он вспоминал, что перед ним «раскрылась картина будущего», нечто подобное религиозному прозрению. Фримен также был не чужд своего рода браваде, и это смелое новое направление в нейрохирургии вполне соответствовало его духу любителя приключений. Он быстро скооперировался с коллегой из университета, нейрохирургом Джеймсом Уаттсом, и приступил к делу.

Книга Мониша вышла в июне 1936 года, а уже в сентябре Фримен и Уаттс положили на операционный стол первых пациентов. Фримен был неврологом, а не нейрохирургом, поэтому сам не проводил операции. Но он был слишком активным лидером по натуре, чтобы просто сидеть и наблюдать за происходящим. Как только Уаттс вскрывал череп, Фримен брал дело в свои руки (надо признать, Фримен был специалистом мирового уровня по анатомии мозга и в этом значительно превосходил Уаттса). Сначала пара просто копировала метод Мониша, извлекая часть мозговых тканей с помощью металлической петли. Постепенно они модифицировали операцию, отказавшись от петли и вырезая ткани инструментом, напоминающим большой нож для масла, – удлиненным лезвием с закругленным концом. Они вводили этот нож в проделанные сантиметровые отверстия в черепе и поворачивали его под разными углами, чтобы перерезать контакты между лобными долями и эмоциональными центрами. Поскольку они использовали новые инструменты и новую технику, они дали всей процедуре новое наименование – лоботомия.

Последние четыре месяца 1936 года Фримен и Уаттс гнали по одному пациенту в неделю, и результаты получались обнадеживающими. Примерно половина их пациентов успокаивались настолько, что возвращались домой к своим семьям. Медики считали, что это значительно лучше, чем жизнь в приюте. Более того, те, кто все-таки возвращался в приют, вели себя гораздо послушнее. Как заметил позже Фримен, хотя и в несколько ином контексте, «уровень шума в палатах значительно снизился, “инцидентов” стало меньше, взаимодействие улучшилось, в палатах стало привлекательнее, поскольку гардинам и цветочным горшкам больше не угрожает опасность быть использованными в качестве оружия».

Разумеется, бывали и неудачи. Орудуя ножом, Фримен иногда задевал кровеносные сосуды, и один из его первых пациентов умер от кровоизлияния. Да и после успешных операций пациенты не всегда поправлялись. Накануне Рождества 1936 года один пациент-алкоголик кое-как сполз с кровати, натянул шляпу поверх бинтов и вышел через главные двери клиники. После долгих поисков Фримен и Уаттс обнаружили его отмечающим праздник в одном питейном заведении. Он был настолько пьян, что едва стоял на ногах. В результате этого неприятного приключения Фримен пропустил рождение собственного сына. Но он был не из тех, кого обескураживают неудачи. Во многих случаях он попросту назначал новую лоботомию пациенту, если считал, что в первый раз удалил недостаточно тканей.

К чести Фримена, надо сказать, что он наблюдал за пациентами после операции более тщательно, чем Мониш, и был достаточно разумен (по крайней мере, на первых порах), чтобы признавать ограниченность применения лоботомии. В целом Фримен решил, что хирургическая операция мало что может дать шизофреникам, алкоголикам и криминальным извращенцам. (Иногда извращения даже усугублялись, поскольку пациенты после операции утрачивали всякое чувство стыда. Фримен однажды саркастически заметил, что если Любопытному Тому сделать лоботомию, то он будет не подглядывать в окно, а вламываться в парадную дверь.) Лоботомия показала свою эффективность для людей с тяжелой депрессией и прочими эмоциональными расстройствами, маскируя темные углы и поднимая настроение. Отчасти поэтому среди первых пациентов, подвергавшихся лоботомии, были преимущественно женщины, которые страдают от депрессии (или им ставят такой диагноз) и эмоциональных расстройств гораздо чаще, чем мужчины.

Фримен также честно признавал наличие побочных эффектов лоботомии. Никто из его пациентов не превратился в слюнявый овощ с отключенным сознанием. Это голливудский стереотип. Но многих пришлось заново учить базовым навыкам, таким как использование туалета или столовых приборов. Более тревожно было то (и Фримен признавал это), что многие его пациенты утрачивали свою «искорку». Иными словами, они утрачивали всякую инициативу, тупели как личность. Если им предлагали какое-то занятие, они пожимали плечами и соглашались, но без всякого энтузиазма. Утрата контроля со стороны лобных долей также активизировала аппетит. Пациенты поглощали огромные порции любой пищи, которую перед ними ставили, затем их тошнило, но они снова начинали есть. У других активизировалось либидо, и они требовали от своих супругов заниматься сексом до шести раз на дню уже через неделю после операции (как заметил один автор, «нож ‹…› угомонил Гамлета, но не Ромео»). Но самым опасным оказались утрата самосознания и социальных навыков. Один мужчина принялся аплодировать в церкви после окончания службы и веселился так, словно посмотрел водевиль. Другие пациенты прекращали мыться и причесываться. Как однажды заметил Фримен (он всегда был остер на слово), его пациенты демонстрировали «достоинства бойскаутов наоборот»: полное отсутствие чистоплотности, вежливости, послушания, уважения и так далее.

Самый известный провал Фримена случился в 1941 году. Джозеф Кеннеди, патриарх клана американских политиков, уговорил Фримена сделать операцию лоботомии своей дочери Розмари, которая страдала от перепадов настроения и вспышек гнева. После лоботомии двадцатитрехлетняя Розмари сначала не могла ходить и разговаривать. Казалось, она лишилась всех жизненных сил. Кеннеди, который сам настаивал на операции, тем не менее выместил всю ярость на Фримене. А дочь от потрясения и стыда запрятал в лечебные учреждения до конца ее жизни[45].

С учетом того, что даже у «вылеченных» пациентов наблюдались серьезные побочные эффекты, операции лоботомии подвергались суровой критике. Один врач сказал: «При этой операции не лечат, а калечат». Другой заметил: «Нейрохирург вступает на очень опасный путь, если считает, что пациент без души более счастлив, чем пациент с больной душой». Многие врачи также сомневались, способны ли душевнобольные люди давать осознанное согласие на столь радикальное, экспериментальное операционное вмешательство. Один из сыновей Фримена однажды сказал: «Говорить об успешной лоботомии было все равно что говорить об успешной автомобильной аварии».

Фримен не отмахивался от критики. Он любил битвы и с удовольствием набрасывался на своих противников, видя в них слабаков, которые жеманно заламывают руки, сокрушаясь об этике, вместо того чтобы реально помогать людям. И у него были для этого основания. Даже его клеветники вынуждены были признавать (как это ни странно звучит сегодня), что лоботомия многим людям принесла пользу. Напомню, в то время существовало очень мало препаратов для лечения психических заболеваний, и лоботомия как минимум успокаивала пациентов с наиболее серьезными расстройствами. Вместо того чтобы кусать окружающих или биться головой о стены до потери сознания в луже крови, они могли выполнять простые человеческие действия, например, принимать пищу вместе с другими людьми или выходить гулять во двор на солнышко. По мнению Фримена, если эта процедура «помогает пациенту спать в кровати, а не под кроватью, значит, она того стоит». Возможности исцелить таких людей нет, но психохирургия дает им некое подобие нормальности. Именно поэтому некоторые выдающиеся неврологи выступали в защиту Фримена, и его работа получила квалифицированную поддержку, в частности, в журнале The New England Journal of Medicine.

В целом в качестве крайнего метода лечения лоботомия могла бы занять заметное место в медицине середины двадцатого века. Если бы только Уолтер Фримен был достаточно скромным, чтобы согласиться с такого рода ограничениями.

К середине 1940-х годов Фримен начал сомневаться по поводу фронтальной лоботомии. Вскрытие черепа – слишком инвазивная операция и к тому же влечет за собой негативные эффекты и без того изнуряющей процедуры. Более того, стандартные операции лоботомии никогда не решат проблему приютов. В конце концов, в Соединенных Штатах сотни тысяч душевнобольных, а он может делать только одну операцию в неделю. Даже если он научит делать операции других, каждому нужно будет иметь под рукой анестезиолога и нейрохирурга. Мало какие приюты смогут позволить себе такие расходы. И в 1945 году Фримен начал размышлять о возможности более дешевой и простой операции. И вскоре выбрал другое направление атаки.

Вместо того чтобы сверлить отверстия в черепе, Фримен стал изучать способ проникновения к лобным долям через глазницы. Орбитальные кости за глазным яблоком относительно тонкие, и он догадался, что можно, не затрагивая глаз, тонким стержнем длиной около восьми дюймов проткнуть глазницу и добраться до мозга. Затем, покачивая стержень в разные стороны, можно снизу разъединить контакты между лимбической системой и лобными долями. Придумав новую точку доступа, Фримен назвал новую операцию трансорбитальной лоботомией.