В последующие годы Цукерберг выступал на конференциях разработчиков и иногда произносил речи, но интервью с прессой он обычно оставлял Сэндберг. И все же его команда по коммуникациям настаивала, что общественность должна услышать его напрямую. Facebook должна была показать, что компания меняется. Цукерберг объявил руководителям о начале военного командования. Теперь ему нужно было показать миру, что он контролирует ситуацию и направляет Facebook к стабильности.
Новый руководитель по связям с общественностью Рейчел Ветстоун настояла на том, чтобы Цукерберг выступил в подкасте Свишер. Старшие члены PR-команды подготовили его по целому ряду вопросов, которые, вероятно, будут затронуты: вмешательство России в выборы, Cambridge Analytica и политика конфиденциальности. Самый последний скандал был связан с риторикой ненависти и дезинформацией.
В течение нескольких месяцев частные лица и общественные организации обрушивались на Facebook и другие социальные сети за предоставление платформы ультраправому ведущему ток-шоу Алексу Джонсу и его конспирологическому сайту Infowars. Джонс привлек миллионы подписчиков на Facebook, Twitter и YouTube возмутительными и явно ложными утверждениями и подстрекательскими обвинениями в адрес либеральных политических деятелей. Самым токсичным его утверждением было то, что стрельба в 2012 году в начальной школе «Сэнди Хук» в Ньютауне, штат Коннектикут, в результате которой погибли двадцать шесть человек, включая двадцать детей первого класса, была вымыслом161. Последователи Джонса верили ему. Родители одного из детей, погибших во время нападения, были вынуждены переехать из своего дома из-за угроз смерти со стороны последователей Джонса.
Джонс набрал более миллиона подписчиков на Facebook, и его шокирующие грубые высказывания были идеальны для алгоритмов соцсети. Даже когда люди не соглашались с Джонсом и оставляли гневные комментарии к его постам или делали перепост с припиской о том, что это отвратительно, они помогали вывести его контент в топ Ленты новостей. На Facebook оказывалось давление, чтобы компания забанила Infowars и Джонса. Его посты нарушали правила Facebook, запрещающие разжигание ненависти и вредный контент. Но на протяжении всего 2018 года Facebook отказывалась удалять его аккаунты.
Как и следовало ожидать, вскоре после начала интервью Свишер надавила на Цукерберга, попросив аргументировать его решение по этой теме. «Обоснуйте свое решение, – сказала она, – почему контент Джонса все еще находится на Facebook».
Цукерберг придерживался своих тезисов. Задача Facebook заключалась в том, чтобы найти баланс между свободой самовыражения и безопасностью. Он не считал, что ложная информация должна быть удалена. «Все ошибаются, и если бы мы удаляли аккаунты людей, которые в чем-то ошиблись, было бы крайне сложно построить платформу, на которой у людей есть право высказаться», – ответил он. В качестве решения он предлагал дать возможность пользователям помечать ложные новости, что позволит платформе сделать такой контент более труднодоступным. Но он также добавил, что многое из того, что можно отнести к ложным новостям, является спорным.
«Но утверждение о том, что трагедии “Сэнди Хук” не было, не является спорным, – твердо сказала Свишер. – Это ложь. Вы не можете просто удалить это?»
Цукерберг подготовился к спору. Он согласился с мнением, что отрицатели трагедии «Сэнди Хук» неправы и что публикации, поддерживающие эту точку зрения, являются ложными. «Давайте проведем более личную аналогию. Я еврей, и есть группа людей, отрицающих холокост, – сказал он, добавив, что считает это глубоко оскорбительным. – Но, в конце концов, я не считаю, что наша платформа должна удалять такие сообщения, потому что полагаю, что люди могут ошибаться. Я не думаю, что они делают это
Свишер выразила свое несогласие и закидала его вопросами о том, откуда он знает, что отрицатели холокоста не пытаются намеренно ввести людей в заблуждение относительно реальных событий, которые на самом деле имели место. Цукерберг отказался сдать позиции. «Он явно думал, что высказал очень умное соображение. Он не понимал, что выставляет себя человеком небольшого ума и приводит пустые аргументы, – вспоминала позже Свишер. – Я знала, что на него обрушится шквал критики».
В течение нескольких часов после выхода подкаста его высказывания взорвали интернет.
«Марк Цукерберг защищает отрицателей холокоста», – гласил заголовок одного левого блога. Национальное общественное радио подытожило интервью заголовком «Цукерберг защищает права отрицателей холокоста». Еврейские группы в США, Европе и Израиле выступили с резкими упреками, напомнив Цукербергу, что антисемитизм является постоянной угрозой для евреев во всем мире. «Отрицание холокоста – это злостная, преднамеренная и давняя тактика обмана, используемая антисемитами, – сказал в своем заявлении Джонатан Гринблатт, глава Антидиффамационной лиги. – Facebook несет моральное и этическое обязательство не допускать ее распространения».
Несколько часов спустя Цукерберг попытался прояснить свои высказывания в электронном письме Свишер, заявив, что он не хотел защищать намерения отрицателей холокоста163. Однако эта тема возникла не случайно: он подготовил ответ, упоминающий отрицание холокоста как пример спорного высказывания, право на которое Facebook будет защищать в поддержку свободы слова. После выборов 2016 года и роста числа фейковых новостей в Facebook он пытался выработать последовательную политику в отношении высказываний. Уэтстоун, претендовавшая на должность главного помощника Цукерберга по коммуникациям, посоветовала ему проявить твердость и провести четкую линию в отношении свободы слова. Это уже было основным принципом системы убеждений Цукерберга, отточенным за годы дискуссий с такими либертарианцами, как Тиль и Андриссен. Меценатам Кремниевой долины нравилось защищать абсолютистские позиции, которые они считали интеллектуально выдержанными. Дыры в их аргументах – серые зоны, в которых обитали люди вроде Алекса Джонса или отрицателей холокоста, – игнорировались. Когда Уэтстоун предложила Цукербергу привести самый вопиющий пример высказывания, которое он готов допустить на своей платформе, даже если лично он с ним не согласен, она следовала той же линии аргументации, которую Тиль и другие использовали на протяжении многих лет. Для Цукерберга это был способ продемонстрировать свою приверженность тезису, что Facebook – это рынок идей, на котором есть место даже для неудобных высказываний.
Уэтстоун пришла в компанию годом ранее и быстро заняла руководящую должность в команде по связям с общественностью. Сотрудники PR-отдела, которых на тот момент насчитывалось более двухсот человек, все еще с трудом справлялись с коммуникацией в ситуации кризиса. Уэтстоун было не привыкать к конфликтам. В прошлом бывший главный стратег премьер-министра Великобритании Дэвида Кэмерона, она возглавляла отдел коммуникаций Эрика Шмидта в Google, а затем Трэвиса Каланика в Uber. Репортеры боялись отвечать на ее звонки, в которых она использовала все возможные PR-тактики, чтобы отговорить их от публикации негативных материалов.
Как только он пришла в Facebook, Уэтстоун заявила Цукербергу и Сэндберг, что культуру PR просто необходимо менять. «Если Цукерберг всерьез намерен стать лидером военного времени, – сказала Уэтстоун, – ему нужна соответствующая коммуникационная стратегия». Она настояла на том, чтобы он перешел в наступление.
Цукербергу понравилась эта идея. Лично он считал отрицателей холокоста отвратительными, что делало их идеальным примером для его целей. Позволив им создать сообщество на Facebook, он показал, что может отбросить свои личные чувства и мнения и придерживаться последовательных правил, основанных на логике. Он был уверен, что люди воспримут его мышление как непростой, но необходимый способ поддержания целостности политики в области свободы высказываний в соцсети. Несколько сотрудников PR-службы умоляли его переосмыслить стратегию. Не было никакой необходимости ссылаться на такой крайний пример того, что Facebook считает свободой слова: он лишь больно ударит по самой компании. Но Цукерберг проигнорировал их совет.
Цукерберг относился к речи так же, как к коду, математике и языку. В его понимании система сопоставления фактов с образцом была надежной и эффективной. Ему нужны были четкие правила, которым однажды смогут следовать и которые смогут поддерживать системы искусственного интеллекта, способные работать в разных странах и на разных языках. Отстранение людей с их способностью ошибаться от процесса принятия этих решений было ключевым моментом: люди совершают ошибки, а Цукерберг явно не хотел нести ответственность за принятие решений в каждом конкретном случае. В апреле он выдвинул идею создания внешней комиссии, которая будет принимать решения по самым сложным делам, связанным с выражением мнения, своего рода независимого от компании «верховного суда», который будет иметь право окончательного голоса при обжаловании решений Facebook164.
Во многих областях правил Facebook о контенте мировоззрение Цукерберга работало. Соцсеть запрещала насилие, порнографию и терроризм – в этих случаях системы искусственного интеллекта самостоятельно отлавливали и удаляли более 90 процентов контента. Но когда дело дошло до риторики ненависти, эти системы оказались абсолютно ненадежными. Риторику ненависти нелегко определить: она постоянно меняется и имеет свою культурную специфику. Новые термины, идеи и лозунги появляются ежедневно, и только люди, глубоко погруженные в мир экстремистских и ультраправых движений, культивирующих такую речь, могут уследить за всеми нюансами.
«В идеальном мире Марка существовал нейтральный алгоритм, который применялся повсеместно и решал, что разрешено на Facebook, а что нет, – вспоминает один опытный руководитель компании, который провел много часов в спорах с Цукербергом о достоинствах свободы слова. – Он считал само собой разумеющимся, что (а) это возможно и (б) общественность позволит и примет это».
Злополучное интервью в подкасте ясно показало, что Цукерберг недооценил сложности, связанные со свободой слова, но это лишь утвердило его в собственном мнении. Facebook не может быть арбитром речи.
«Он не мог понять, что речь – не черно-белое понятие, – сказал руководитель, который обсуждал эту тему с Цукербергом. – Его не интересовали нюансы и тот факт, что, когда мы говорим о речи, люди просто чувствуют или знают, когда кто-то перешел границу».