Я нахмурилась.
– Тогда разве не хорошо, что ты в больнице, где ты можешь заниматься именно этим? Ты можешь спать неделю подряд, и никто не будет против.
– Это то, чем я занималась последние шесть месяцев, – ответила она мне. – И спойлер: это не помогло мне чувствовать себя лучше. Из-за этого у меня отставание в учебном процессе.
О боже!
– И ты сжульничала, – добавила я, – потому что знала, что мама не будет разговаривать с тобой две недели, если ты выпадешь из списка декана, который публикуется для всеобщего обозрения.
Она кивнула. Я вздохнула.
– У нее добрые намерения, – сказала я. – Если это имеет значение. В детстве у нее все было гораздо хуже.
– Я знаю. И все же она до сих пор не получала двоек и не может себе представить, каково это.
Я пожала плечами. Все это была правда. Моя мама далеко не так жестока, как была ее собственная мать, и не такая пренебрежительная, как ее отец. Она никогда не била нас за громкий смех и не выгоняла из дома за то, что мы носили юбку короче колен. Она никогда не предавалась собственным горестям, не проводила недели в постели и не переставала ставить еду на стол. Она справлялась лучше, чем ее родители. И все же этого было недостаточно. Ни для меня и, как я теперь понимала, ни для моей сестры.
Ответа на эту дилемму не было, и я выбрала побег. Я уехала подальше от своей семьи и уменьшила громкость своих чувств по отношению к ним до вежливого гула, который я могла игнорировать в любое время. Джессика, у которой эквалайзер намного выше, чем у меня, никогда не сможет сделать ни того, ни другого.
Или сможет?
– Может быть, тебе стоит остаться со мной, – услышала я свой голос. Лицо Джессики просветлело, как будто я пообещала ей луну с неба. – Если ты уйдешь отсюда со мной, мне нужно, чтобы ты кое-что подписала. Обещание или что-то в этом роде, что я могу доверять тебе, что ты не причинила себе никакого вреда. И даже тогда я бы не смогла уделять тебе много времени наедине. Фактически ты все еще будешь в опасности совершить самоубийство.
– Хорошо, – пообещала она.
– А потом, когда в этом месте, реабилитационном центре или как его там, найдется для тебя место, тебе придется отправиться прямо туда.
– Ладно.
– Но до тех пор в гостинице тебе будет приятно и уютно. Я много знаю об антидепрессантах и могу помочь тебе, пока ты привыкаешь к своим лекарствам. Я могу отслеживать твои дозы и следить за активностью.
– Хорошо, – снова ответила она.
– Еще. Мне нужно, чтобы ты кое-что сделала для меня, – говорю я. – Помнишь, ты сказала, что хотела бы жить, как Миа Белл?
– Это было пять минут назад.
– Значит, помнишь. Ну, если я собираюсь быть, э-э, гострайтером для нее, – начала я, пробуя термин на вкус, проверяя, достаточно ли он реален, – ты не сможешь спать весь день. Тебе придется вставать, какой бы несчастной ты себя ни чувствовала, и идти со мной, пока я буду изображать кого-то, кто счастлив быть живым.