В истории медицины сохранились имена краниохирургов XVII в. Фабриция Гильданского (Вильгельм Фабри де Хильден), Гилльманна, Джона Вудэла, Йохана Скультета, Марчетти. Настоящий «трепанационный бум» отмечается в Англии XVIII в. и связывается с именем врача Персиваля Потта. Французский хирург Марешалль однажды за несколько дней произвел двенадцать краниотомий, а Де Ла Туше на протяжении двух месяцев трепанировал пятьдесят два раза.
Средневековье и Новое время содержат большое число примеров трепанирования коронованных особ. Трудно сказать, была ли то особая мода или нечто большее. Иногда высказывают предположения, что монархи часто бывали трепанированы, поскольку к их услугам были новейшие достижения и медицинские светила. Этот аргумент выглядит странно, ведь трепанация – древнейший способ хирургического вмешательства, и, как показано выше, успех в позднейшие времена сопутствовал хирургам значительно реже, чем в каменном или бронзовом веке.
Другие авторы предполагают, что венценосные особы становились жертвами алчности хирургов, которые не могли остановиться, проделывая все новые отверстия в черепе пациента. Если это правда, то лекари сильно рисковали в случае неудачного исхода операции. Нельзя не преклоняться перед мужеством средневековых медиков, ведь некоторые их пациенты были людьми крайне неприятными. Например, успешно трепанированный в 1578 году Веспасиано Гонзаго был известен своей жестокостью и даже, по свидетельствам современников, отравил первую жену (Рис. 37).
Рис. 37. Надгробный памятник герцога Веспасиано Гонзаго (1531–1591).
Среди прочих европейских монархов были трепанированы потомок Карла Великого Карл Жирный[9] (IX в.), 14-летний король Кастилии Энрике[10] (1214), Лоренцо, герцог Урбинский[11] (1517), английский принц Руперт[12] (1667), Николас I Черногорский. Большинство пациентов перенесли операцию благополучно. Невероятной выносливостью обладал принц Филипп Нассауский. В 1591 году он перенес 27 трепанаций черепа, причем выжил и сохранил крепкое здоровье. Уже после хирургического лечения принц участвовал в распространенном состязании того времени «кто больше выпьет» и победил! Соперник Филиппа Нассауского скончался от алкогольного отравления…
Два столетия спустя принц Филипп Вильгельм Оранский тоже был трепанирован – 17 раз за короткое время. В 1559 г. после травмы, полученной им на турнире, были попытки оказать хирургическую помощь французскому королю Генриху II, скончавшемуся в итоге от внутричерепной гематомы. У постели умирающего короля встретились два выдающихся человека – хирург-практик Амбруаз Паре и Андреас Везалий, автор книги об анатомии человека, спустя полторы тысячи лет изменившей представления, доминировавшие со времен Галена. На турнире король лишился правого глаза, повязка нагноилась, через несколько дней больной стал терять сознание и скончался. Паре и Везалий не отважились на трепанацию для облегчения состояния Генриха II. Но затем они провели аутопсию и пришли к выводам, изложенным Везалием в трактате «О строении человеческого тела». Хотя щепки деревянного копья, ранившего короля, не проникли глубоко и не затронули мозг, хирурги обнаружили скопления крови в задней части мозга, противоположной месту удара. Оказалось, такая травма может быть смертельной без повреждения черепа.
Не отвергая все прочие аргументы, в том числе прямые медицинские показания к операциям вроде травм или головных болей, отметим, что подобную активность хирургов в отношении представителей высшего социального слоя можно истолковать иначе. С древнейших времен в самых разных культурных системах вождь являлся посредником между божественными силами и его подданными, выполнял множество символических сакральных функций. Иногда он должен был подтверждать свое высокое предназначение, проходя через испытания, подобные инициациям. Скажем, по мнению выдающегося отечественного ученого В. Я. Проппа, некогда архаическую царскую семью окружали многочисленные ограничения: запрет света, взгляда, пищи, соприкосновения с землей, общения с людьми. Возможно, в каком-то виде эти представления сохранились и в цивилизованные времена после эпохи Возрождения.
Хотя, если судить по графическим и живописным свидетельствам, трепанировали не только королей (Рис. 38).
Рис. 38. Гравюра XVI в. Хирург вручную вращает трепан. О санитарно-гигиенических условиях свидетельствует изображение кошки, поймавшей крысу.
В XV–XVII вв. трепанирование становится чрезвычайно популярным сюжетом в изобразительном искусстве.
Самую известную картину, изображающую трепанирование, безусловно, создал Иероним Босх (примерно 1475–1480, Мадрид, музей Прадо) (Рис. 39). Искусствоведы не дают однозначной трактовки изображенного Босхом. К примеру, по мнению американца В. Гибсона, совершенно отчетлива аллегорическая природа картины. Посреди летнего ландшафта хирург удаляет нечто из головы привязанного к стулу человека; за происходящим наблюдают монах и сиделка. В. Гибсон считает, что картина не целиком могла быть написана Босхом – фигуры слишком статичны и невыразительны. Кисти Босха, вне сомнения, принадлежит ландшафт и, возможно, надпись, обрамляющая изображение: «Мастер, вырежь камень, мое имя Лубберт Дас». Как полагает В. Гибсон, операция по извлечению камня глупости была шарлатанством и в действительности никогда не производилась. Американского искусствоведа удивляет присутствие при подобной «неблаговидной» процедуре монаха и сиделки, бросающее тень на репутацию столь респектабельных персонажей. Следует заметить, что вопреки надписи хирург извлекает из головы Лубберта не камень, а цветок. Другой такой же цветок лежит на столе справа. Цветы идентифицированы В. Гибсоном как тюльпаны, обозначавшие у голландцев глупость и безумие.
Рис. 39. Иеронимус Босх. Операция по извлечению камня глупости. Приблизительно 1475–1480 гг.
.
Совершенно другую интерпретацию картины дает немецкая исследовательница Розмари Шудер. Некто приходит к доктору и просит: «Господин, удали мне коренной зуб». И мастер медицины начинает свою операцию, вскрывая череп. «Meester snyt die Keye ras, myne name is Lubbert, das».
Чешский искусствовед Ханна Волавкова предложила рассматривать картину Босха в контексте с другими произведениями, образующими так называемый квадриптихон. Две части «
По мнению российских искусствоведов, удаление «камня глупости» из головы деревенского простака представляет собой не просто примитивную знахарскую операцию, а попытку магико-мистического преобразования человеческой природы. Картину можно воспринимать как насмешку, но можно и разглядеть в ней неортодоксальный, алхимический смысл.
Про фландрца Адриана Браувера (1605–1638 гг.) пишут, что он любил изображать сцены «жестокого домашнего врачевания». На его картине из коллекции Государственного Эрмитажа изображена сцена очередного извлечения «камня глупости» (Рис. 40). Как и у Босха, операция происходит под открытым небом. Помимо больного и хирурга, весьма увлеченного операцией, активное участие в действии принимают нищие, крестьяне, дети, причем зрители явно получают большое удовольствие от происходящего. Несомненно, болезненная операция вызывает у присутствующих не жалость, а смех и веселье. Почему же столь неадекватна, по современным представлениям, реакция собравшихся поглазеть на трепанацию? Или сюжетная ситуация, запечатленная на картине Браувера, иллюстрирует мысль Иммануила Канта «во всем, что должно возбуждать громкий смех, должно быть нечто противное разуму»?
Рис. 40. Адриан Браувер. Операция по извлечению камня глупости. 1620-е гг.
Любопытно, что в некоторых древних культурных системах глупцов (дураков, шутов) связывали с мрачными символическими образами. Они были инверсиями королей и правителей, ими заменяли последних во время ритуалов жертвоприношения. Вспомним и об отношении к юродивым как «божьим людям» в отечественной культурной традиции, об их особой связи с царями (характерный литературный пример – «Борис Годунов» А. С. Пушкина). Юродство в православии было одной из форм интеллектуального критицизма, сближаясь в этом смысле с феноменом античных киников или мусульманских дервишей. Юродивый – актер, ибо наедине с собою он не юродствует. Для зрителя он надевает личину безумия, глумится как скоморох, «шалует». Осмеяние порока и зла – одна из форм протеста в юродстве, причем смех – «надзаконное» средство. И в поведении, и в философии юродство тесно соприкасается с институтом шутов Западной Европы. Основной постулат философии шута: все дураки, а самый больший дурак тот, кто не знает, что он дурак. Кто сам себя признал дураком, перестал быть таковым. То есть единственный неподдельный мудрец – это юродивый, притворяющийся дураком. Общая черта и православного юродивого, и шута римско-католической Европы – отчуждение от общества. Как писал известный российский ученый А. М. Панченко, «юродивый становился в позу отверженного; шут был неприкасаем. По городскому праву шут приравнивался к палачу, и ему запрещалось селиться среди добропорядочных горожан».
Анализируя сквозь призму исторической поэтики функции плута, шута и дурака в средневековом европейском романе, великий русский филолог М. М. Бахтин подчеркивал, что шут и дурак выступают как метаморфоза царя и бога, находящихся в преисподней, в смерти. Аналогичный момент превращения бога и царя в раба, преступника и шута Бахтин находил в римских сатурналиях и в христианских страстях Бога. «Фигуры эти, конечно, далеко не новые, их знала и античность, и Древний Восток. Если опускать в эти образы исторический лот, то он ни в одном из них не достанет дна: так глубоко это дно. Культовое значение соответствующих античных масок лежит сравнительно близко, в полном свете исторического дня, дальше они уходят в глубины доклассового фольклора… Им присуща своеобразная особенность и право – быть чужими в этом мире». По Бахтину, маски шута и дурака, имея глубокие народные корни, обладают привилегиями непричастности жизни самого шута и неприкосновенности шутовского слова. Все это указывает на сохранение древней сакральной традиции. В данном контексте «трепанирование дурака» – символ двойной метаморфозы, наделенного священной силой существа (первая метаморфоза: царь и бог в преисподней = шут; вторая метаморфоза: шут, дурак подвергаются магико-мистическому преобразованию = трепанирование) (Рис. 41).