--Ничего не поделаешь, доля ваша такая. А поспешать вам за мечом-кладенцом, без него не будет вам победы. Значит, и Руси пасть суждено. Вы уж постарайтесь, внучки. Это только вам под силу.
--Почему только нам? - заинтересовался Андрей.
--Из другого мира вы, разве не ясно? На вас здешнее колдовство-ведовство не действует. Ну, совсем не действует, понимаете? У вас руки полностью развязаны.
--А у вас? - прямо спросил Барс.
--Знать нам дано, а делать - нет. Тот, кто на Русь решил лапу наложить, сильнее. Но против вас он - никто. Всё ещё не поняли?
--То есть, -- медленно сказал Андрей, -- нас можно убить, как и всех людей, но волховать против нас - пустое дело. Так?
--Истинно так! - воскликнула старуха, - я вам и последнюю тайну открою. Вот если вы сами волховать начнёте - никому здесь не устоять, против вашего колдовства здесь ни у кого средства нет.
--Мы-то этого как раз и не умеем, - улыбнулся Барс.
--Так по-вашему в этом мире никто не умеет! В вашем же мире всё другое. Теперь понял?
--Стой, Андрюха! По квантовой физике, я где-то читал, если количество электронов, по-моему, в атоме увеличится на один, то человек сможет менять мир просто силой мысли. Не ручаюсь за точность передачи, но что-то в этом роде. Получается, для этого мира нам электронов достаточно. Так, что ли?
--Не поняла, чего ты тут набуровил. Но одно твёрдо знаю -- другие вы, из другого теста сделаны. Всё! Что могла, то сказала. Когда Меч-кладенец найдёте, он среди вас себе хозяина сам выберет.
--А где его искать? - задал Акела последний вопрос.
--Это я как раз знаю. На юго-западной границе Руссии, в горах стоит Ониксовая башня, с земли туда входа нет. Или из-под земли, как туда орки входят, или по воздуху, как чародеи или змеи, попасть туда можно. На самом верху чёрные орки этот меч хранят. Сами они его взять не могут, даже их повелитель этого не в силах. Подчинится он только одному из вас, это я точно знаю. Башня та стоит, пока меч в ней хранится.
--А кто их повелитель? - спросил Андрей.
--А вот этого, внучек, я не знаю. Да и никто у нас этого не ведает. Так что помоги вам Белобог, а я, что могла, сделала. А теперь вечеряйте, да ложитесь спать, с утра вам в дорогу.
На стене тикали забавные ходики с гирьками на цепочках, хотя тут по всем раскладам их не должно было быть. Уютно посапывал медный самовар на выскобленном до медвяного цвета столе. Мурлыкал на большом сундуке чернющий котяра, временами лениво приоткрывая зелёный глаз, выпуская и втягивая острые когти. Мягкие тулупы брошенные на пол, подушки и лоскутное одеяло. От сытости и уютного домашнего тепла слипались глаза. какой-то неуловимый миг и они провалились в глубокий сон.
...Тракт, идущий на запад, становился всё более оживлённым. За всё время они только один раз ночевали в лесу, у костра. Зима усердно наводила свои порядки, посыпая снегом землю. Старалась, укутывала потеплее, проверяя работу морозом, который заставлял путников искать ночлега под крышей.
Население тоже постепенно менялось. Всё чаще попадались высокие светловолосые ливы с жёстким выговором. Впрочем, за деньги и они на своих хуторах предоставляли и кров и стол. Причём, нисколько не хуже, чем на постоялых дворах. Сегодня утром, провожая их со своего хутора, хозяин заботливо (что значит - лишняя резана) предупредил: "Путьте осторожнее ф тороге, тут стало опасно".
Однако, как ни просили они его уточнить, в чём именно состоит опасность, долговязый пожилой лив, пожимая плечами, объяснял ещё раз "пестолковым русам": "Я коворю - торока опасный стал". Махнув рукой и поблагодарив, путники тронулись дальше по дороге, ведущей через густой тёмный лес. Лес был красив. Могучие еловые лапы под шапками снега гнулись к земле, на огромных пнях-выворотнях сугробы создавали причудливые скульптуры неведомых зверей.
После обеда поднялся лёгкий ветерок, небо стали затягивать тучи. Постепенно ветер становился сильнее. Он посвистывал в кустах, метя позёмкой. Потом в неё стали вплетаться снежинки, летящие с неба, ветер, отбросив приличия, начал подвывать в кронах деревьев. Вековые стволы стали поскрипывать, поднималась настоящая пурга, обещая нешуточные пакости тому, кто не успел или не догадался оказаться в эту пору в тёплом доме у печки.