--Да зачем? Пустила кур в капусте пошарить, там вас, зубоскалов никчемушных, под каждым кочаном много валяется. В доброе-то время выкинули б, а сейчас пригодятся, - не осталась в долгу зубастая бабка.

 Акела, довольный, захохотал. Любил он людей, которые за словом в карман не лезут. По этой же причине многое прощал Соловью - и необязательность его и пьянство.

 --Кормов скоту до весны хватит, неделю на покосах всем гамузом пластались, -- начала "отчёт" Савельевна, -- с огородов собрали всё, что осталось. Какие продукты по домам собрали, муку там, соль, сахар, всё по едокам разделили. Рыбы засолили к картошке в приварок, капусту заквасили, вот и от цинги заступа есть теперь. С тем, что вы привезли из городища спокойно перезимуем.

 --Да! - вспомнила она, -- Змей-то тогда ещё и Грачёвку пожёг.

 --Это весь, недалеко от нас была, -- пояснила Милёна.

 --Так там он среди ночи напал, всю подчистую выжег.

 --Там и было-то домов пятнадцать, -- вытерла слёзы любимая, -- сестра у меня там родная взамужем жила, со всеми сгинула.

 --А мужики-то, -- продолжала Савельевна, -- как раз на охоте были. Вернулись, а вместо домов головёшки. Погоревали, а потом к нам прибились. Чай, в одиночку бедовать никому не сладко, теперь уж обвыклись. Кое-кто и к бабёнкам притулился, а там, Бог даст, и ребятёнки новые родятся. Оно и дело, человек от горя и бед всегда к другому ближе лепится, тем и спасается.

 Было в избе Галины Савельевны тепло и уютно, от печного бока тянуло теплом, тихонько посвистывал на горячей плите чайник. У порога, в большой кадушке, вздыхала и булькала квасящаяся капуста. Её ядрёный дух мешался с сытным запахом свежего хлеба. Об ноги тёрлась старая трёхцветная кошка. Неспешно текла беседа, в окошко глядел ме­сяц, сидящий верхом на ветке сосны, а улицу ожившей вновь деревни уже прятала сумеречная синь. Душа расслаблялась, отдыхая в этой благодати.

 Когда они вернулись в дом Милёны, их уже ждали друзья. За столом сидели Клим с Андреем, а напротив них Малыш с Сержем. Что тут скажешь, коли связал, не скажу кто, верёвочкой одной. Курила, глядевший во все глаза на настоящих витязей, метал на стол, что в печи нашёл. Две здоровых рожи, то бишь Клим с Малышом, уже вовсю что-то наворачивали. Серж с Барсом тихонько цедили брагу с изысканностью истинных аристократов.

 --Это что ж тут такое деется, люди добрые? -- Милёна, сдерживая смех, упёрла кулаки в боки, -- я любимому своему мясной пирог пекла-готовила, а его какие-то морды уже сожрали, хозяйку не спросясь.

 --Тихо, мамаша, тихо, -- Клим был преисполнен сытого благодушия, не обращая внимания на смущённую Милолику, не успевшую ещё привыкнуть к этим шуткам, -- на войне и поросёнок - божий дар.

 Знаменитую фразу из фильма "Чапаев" хозяйка, конечно, знать не могла, но рассмеялась, точно уловив контекст.

 --Это смотря какой поросёнок, -- внёс ясность Акела, усаживаясь за стол,-- если как ты или Малыш, это не дар, а кара господня. Милёна, если два этаких кабана часок за сто­лом посидят, считай, недельного запаса продуктов как не бывало.

 --Устыдил, -- повесил буйну головушку Малыш, -- мы-то, святловодские, таки доверчивы, страсть! Я вот через свою таку простоту восемь раз был женат и всё по любви.

 --Ну, понёс, -- одобрительно хмыкнул Акела, -- братие, а как вы смотрите на дар Галины Савельевны?

 С этими словами он выставил на стол бутылку с красно-золотой этикеткой "Столичная".

 --А что это? - с любопытством спросил здоровяк.

 --Напиток богов, - сверкнул зубами Клим, - самый русский напиток. Самогон. Занимайте места.

 Друзья с готовностью расселись за заваленным самой изысканной снедью столом. Васька с удовольствием разлил самогон по чашкам.