Он хочет схватить её руку и покрыть поцелуями — но порыв ветра налетает с такой силой, что швыряет Филиппа на песок. Доротею относит в сторону, точно пёрышко или тополиный пух. Филипп кидается за ней и замечает, как шлюпку и корабль скрывает гигантская волна; вот-вот она обрушится на берег. Филипп ищет глазами Дорофею: он не может потерять её снова, он больше никуда её не отпустит!
— Dorothée, Dorothée! — отчаянно кричит он.
Ледяная волна обрушивается на него, погребает под собой…
* * *
— Бредит опять… Да что же за напасть такая? — пробормотал чей-то голос. Филипп вздрогнул, когда холодная мокрая ткань опустилась на его лоб. Горло сдавливало тисками, казалось, он захлебнётся, если сделает глоток воды. Даже дышать было больно и тяжко.
— Говорил я папеньке этому, — сердито прогудел чей-то низкий начальственный голос. — Говорил, покой мальчику нужен. Вздумал, видишь ли, воспитывать, когда тот в жару лежит! Наговорил мальчишке глупостей, а я расхлёбывай теперь!
— Верно-с, — угодливо поддакнули в ответ. — Хорошо ещё, Ефимья наша как пошла бельё в саду вешать, так и наткнулась на них — а то не миновать бы им всю ночь в беспамятстве на холодной земле пролежать! Этак они и на тот свет бы отправились.
— Ты смотри же, глаз с него не спускай! А папаша этот как надумает войти, так сейчас меня зови! Не было же печали…
Протопали тяжелые шаги, и дверь тихо затворилась.
* * *
— Вот тут, барин, они и жили. — сын диакона Федька — десятилетний, смышлёный мальчик — подёргал калитку. — Уехали, я ж и говорю, что уехали. Я сам видал, как они с мамашей в баркас садились.
— Ты хорошо их знал? — с трудом разомкнул губы Филипп, разглядывая небольшой ладный домик, стоявший на отшибе. Филиппу пришлось потратить немало времени, чтобы объехать окрестности и найти хоть кого-то, кто знал Дорофею и её мать.
Федьку он встретил у церкви, недалеко от разлива; оказалось, этот востроглазый пострелёнок и был тем, кого Дорофея посылала с письмом.
— Как же она с тобой разговаривала? — спрашивал Филипп.
— А я грамоте знаю, — похвастался Федька. — Тятенька учил. Вот барышня мне всё писали на листочке. А больше они с мамашей ни с кем тут и не говорили.
— Как же они жили? Навещал их кто?
— Бывал один господин, редко. Вот он за ними давеча и приезжал.
— А кто же он такой? Родственник?
— Кто ж их знает? — пожал плечами Федька. — Барышня для нашей церкви бисером вышивала, я приходил, забирал. А сама она с попадьей не зналась и денег за работы не брала. Мамаша ихняя людей сторонилась и барышню никуда не пускала.
— Знаю… — выдавил Филипп. — А куда они отправились, в какую сторону?