И на протяжении поединка, когда сталкивались клинки и с них дождем летели искры, она ждала — ждала справедливой крови, ждала, что руки настоящего хозяина скоро коснутся её… Она сражалась против новой рапиры хозяина, но знала: это ненадолго.
Сын господина К. сегодня должен был умереть.
* * *
Павел Алексеевич тщился продержаться хотя бы немного: он точно не был равным противнику — однако ему претила мысль о том, что тот захочет его пощадить.
Рука немела, он видел, как шпага Н. описывает сверкающие зигзаги вокруг его груди. Павлуша перестал нападать и старался теперь лишь защищаться, дабы сберечь немного сил, — сам не зная, для чего.
Сбоку от них раздался какой-то шум; но Павлу Алексеевичу было не до того… Шпага была тяжелой, норовила выскользнуть из руки, ноги деревенели, с каждым выпадом подниматься становилось всё сложнее…
— Стой! Не замайте его! Ах, барин, барин! — прокричал знакомый голос совсем рядом, и верный старый Прокофий бросился между Павлушей и противником… Тот вздрогнул, но не успел отвести руку — его клинок вонзился Прокофию в грудь…
* * *
— Ох, благодарствуйте, ваша милость, — говорил Прокофий господину Н., пока тот быстро и умело перевязывал его. — И прощения просим, ежели что не так… Да вот я виноват, не доглядел за барином молодым. Что бы мне, дурню старому, догадаться, что у него на уме было…
— Ничего, старик, не казнись. И рана, слава Богу, не опасна, и барин твой цел, — грубовато, но участливо отвечал ему Н.
Павлуша сидел на рыхлом снегу, тупо глядя прямо перед собой; после поединка он был в каком-то оцепенении. Даже когда один из секундантов подошёл осведомиться, не ранен ли он случаем, — Павлуша лишь безучастно покачал головою.
— Вы уж простите барина-то молодого, ваша милость, — говорил тем временем Прокофий. — Батюшка-то ихний про тот случай дома ничего не сказывали. Чай, совестно им было правду говорить — так, чтобы сынок не узнал, что дуэль честная была, а они сами с коня упали, лихостью своею хвастались. Вот Павел Алексеич и вбили в свою головушку… — дальше старик перешёл на шепот.
Павел не слушал их, он следил за синицею, прыгавшей с ветки на ветку. Что теперь будет с его честью, его мечтою прийти к папеньке и сказать: «Я отомстил за вас»? Из-за него чуть не погиб верный слуга; дуэль же кончилась ничем.
— Господин К.! — послышался голос Н. Он подошёл, глядя на него с необъяснимой приветливостью. — Надеюсь, сударь, вы не держите на меня зла, — и вашему почтенному батюшке я желаю скорейшего исцеления.
Павел вяло поклонился.
— Возьмите, сударь, вашу шпагу, — произнес он. — Это прекрасный клинок, но я его недостоин.
Н. покачал головой.
— Я буду признателен, если вы оставите её себе на память, — он протянул Павлуше руку. — Вы храбрый и честный юноша, я бы гордился таким сыном. А теперь помогите вашему Прокофию сесть на коня, да везите поосторожнее. А по дороге попросите его рассказать вам кое-что занимательное. И тогда, возможно, наша следующая встреча выйдет более дружеской.
Господин Н. подмигнул Прокофию и помог Павлу Алексеевичу подсадить его на лошадь.
***