— Ну что, Павел, маешься? И никто на работу не берет? Ну-у, негодяи. Давай ко мне.
Павел Александрович изучил новое для себя строительное дело. Он закончил строительство кирпичного завода, выпустил первый кирпич и сам принес, положил на стол управляющего первые плитки. Кажется, снова превозмог судьбу.
Но опять его вызвал повесткой Озерчук. И опять накануне праздника, на этот раз Нового года. Не зря следователь освободил тогда Нефедова на день раньше. Именно на один этот день он и арестовал его и в этот самый день передал дело снова в суд. Далее Нефедов остался в тюрьме как бы автоматически, он числился уже за краевым судом.
Свидетели, не выдержавшие прежде методов Озерчука, теперь раскаивались. От своих старых показаний отказывались Красилова, Дубровский, Шкляева… Шкляева на суде плакала и просила у Нефедова прощения.
Суд решил провести несколько выездных заседаний прямо в Шумнинском леспромхозе, поближе к месту работы свидетелей, которых набралось около двухсот. Нефедова отправляли в родные края этапом, в зарешеченном «столыпинском» вагоне. Он просил хотя бы на это время освободить его из-под стражи. Обвинитель — помощник прокурора края Михайлов предложил: «Сознайся — освободим под подписку».
В райцентр Чугуевку бывшего передового директора и депутата привезли в наручниках. На перроне ждала охрана из местной милиции, все свои, знакомые. Первым Нефедов увидел своего участкового Сашу, недавно вернувшегося из армии. Нефедов помог ему приобрести мотоцикл с коляской, выделил парню дом рядом с сельсоветом. Сейчас Саша стоял рядом, наставив автомат в упор на Нефедова.
В местном «черном вороне» его привезли в райотдел. Милиционеры высыпали на крыльцо посмотреть на заключенного, остановились в неловкости на расстоянии. Вышел начальник милиции Николай Максимович Шкуренко. Он подошел к Нефедову и крепко обнял его за плечи.
Дальше отправились в Лужки, бывший нефедовский лесопункт.
В столовой судьи сидели отдельно, далеко от Нефедова. Они стояли в очереди, выбивали по меню суп, рагу и чай. А подсудимому принесли из кухни банку сметаны, свежее молоко, домашнее мясо. Потом несли зеленый лук, редиску, укроп, огурцы, салат, все — самое первое, с огорода, из теплиц. Расстроенный Нефедов хотел рассчитаться, но с него ничего не брали ни в этот день, ни в следующие: «Нет-нет, мы вас знаем, вы что?» (Три года спустя Нефедов приедет сюда отдавать трояки и пятерки.)
Потом Нефедова провели под конвоем по главной улице поселка. Они шли из столовой в здание суда: впереди наголо остриженный Нефедов с руками за спиной, справа, слева и сзади — конвой, а позади, на расстоянии, шел в полном составе суд.
Возвращение во Владивосток, в тюрьму, было большим облегчением.
На этот раз суд заседал почти восемь месяцев! Нефедова приговорили к четырем годам лишения свободы и выплате в пользу государства 14 000 рублей.
Павел Александрович решил обжаловать приговор. Судья Перфильев занервничал. В камеру к Нефедову пришла молоденькая секретарь суда: «Вам просили передать, что если будете жаловаться, то отберут орден. А так скоро будете дома, за примерное поведение в тюрьме вас выпустят досрочно».
— Не слушайте их, — сказал Любарский, адвокат, — пугают, значит, боятся.
Искать адвоката Нефедов начал сразу, когда вышел из тюрьмы. Опытные люди советовали ему выискивать непременно в Москве. Но кто-то сказал: из здешних — Любарского. Нефедов пришел на прием. Увидел высокого красивого мужчину. Отутюженные, как стрелы, брюки, модная рубашка, широкий ремень с какими-то наборными бляхами, туфли блестят. Весь — с иголочки. «Вы — Любарский?» — «Да». — «А я Нефедов». — «Слышал о вас, знаю». — «Я просил бы вас быть адвокатом…» — «Смотрите, я ведь адвокат дорогой, — Любарский улыбнулся, — вы не поняли: все, до копейки — через кассу. Просто у меня высокая средняя зарплата. Хотите, я вам найду хорошего честного адвоката подешевле?» — «Нет, только вас».
Даже у Озерчука это имя вызвало легкое замешательство.
— Ого!! — вырвалось у него невольно, когда на очередном допросе он узнал о выборе Нефедова. — И Любарский дал согласие?..
Могучий адвокат. Лучший в Приморье.
Чтобы сэкономить нефедовские деньги, он собирал обычно несколько дел и только тогда летел в Москву.
— Пугают, значит, боятся… — Владимир Владимирович Любарский написал кассационную жалобу — свыше пятисот страниц, отдельно на огромных листах ватмана начертил схемы, диаграммы, планы и в очередной раз отбыл в Москву.