Президент Рейган был очень доволен своим выступлением на саммите в Ге-неве и политическим курсом, который приветствовал диалог и улучшение отношений с Советским Союзом при условии, что это может быть достигнуто за счет советских уступок и продвижения к американским позициям. Некоторые члены его команды, в частности министр обороны Каспар Вайнбергер, были недовольны даже ограниченным сближением и снижением напряженности на этой основе. Другие, в частности, госсекретарь Джордж Шульц, рассматривали новый курс как подтверждение постепенного улучшения отношений, которого он добивался с 1983 года. Но никто не видел необходимости менять политику США.
Главная инициатива Горбачева от 15 января по расширению и приданию импульса разоружению была отвергнута скептиками и в лучшем случае осторожно встречена некоторыми. Она <не привела ни к какой переоценке, а тем более к пересмотру американских позиций в области стратегических вооружений.
Еще до выступления Горбачева, в начале января, госсекретарь Шульц через посла Доб в начале января госсекретарь Шульц через посла Доба выяснял у советского лидера возможность проведения следующей встречи на высшем уровне в Вашингтоне в июне. Однако Советский Союз не хотел соглашаться на проведение встречи до того, как появятся признаки прогресса в выходе из тупика в вопросе контроля над стратегическими вооружениями. На встрече с посетившим его сенатором Эдвардом М. Кеннеди в начале февраля Горбачев ясно дал понять, что он не намерен назначать дату саммита до тех пор, пока не получит ответ от президента Рейгана, свидетельствующий о том, что прогресс в переговорах по вооружениям оправдывает встречу.44 Горбачев возобновил прямой обмен письмами с Рейганом в ответе от 11 января на письмо Рейгана от 7 декабря, касающемся ряда региональных, гуманитарных и двусторонних вопросов, но не саммита. Аналогичным образом, 15 января он уведомил Рейгана в письме о своей предстоящей публичной инициативе по запрещению ядерного оружия.
Рейган возобновил диалог по контролю над вооружениями, пытаясь расчистить путь для встречи на высшем уровне в двух февральских письмах, в первом из которых (от 6 февраля) он ответил на декабрьское письмо Горбачева, а во втором (от 22 февраля) выдвинул ряд новых предложений.46 Его предложения, однако, не продвигали инициативы Горбачева по ядерным испытаниям и, что самое важное, не сигнализировали о каких-либо изменениях в отношении СОИ. Горбачев отметил это в письме от 2 апреля, усиленном комментариями, устно переданными послом Добыниным. Хотя полные тексты писем и устных бесед недоступны, из опубликованных выдержек кажется, что Горбачев, возможно, сигнализировал, что даже если вопрос о космическом оружии (SDI) не может быть решен в то время, крупный шаг вперед в направлении запрещения ядерных испытаний мог бы быть достаточным для оправдания встречи на высшем уровне. Но такого прорыва не произошло.
Частный обмен мнениями в переписке между двумя лидерами также частично отражался в публичных заявлениях и утечках в СМИ. Заявление Горбачева на съезде партии 25 февраля о том, что проведение саммита зависит от реального прогресса в области разоружения, "практических результатов" и что "нет смысла вести пустые разговоры",48 вызвало раздражение Белого дома, который отверг такую "увязку". Еще до этого представители администрации Рейгана жаловались прессе, что, по их словам, "Москва, похоже, пытается добиться уступок по контролю над вооружениями в обмен на согласие с датой" проведения саммита. 6 марта президент Рейган сам сказал журналистам на встрече с журналистами, что он не может не согласиться на проведение саммита.
Похороны убитого премьер-министра Швеции Олафа Пальме предоставили возможность секретарю Шульцу встретиться в Стокгольме 15 марта с советским премьер-министром Николаем Рыжковым. Встреча, которую Шульц назвал "очень откровенной", не привела к сближению сторон. Рыжков подчеркнул необходимость решения проблемы ядерных испытаний, отметив заявление Горбачева, сделанное всего двумя днями ранее, о продолжении моратория на ядерные испытания до тех пор, пока Соединенные Штаты также воздерживаются от испытаний. Соединенные Штаты незамедлительно отвергли это предложение и 22 марта подчеркнули это, проведя еще одно ядерное испытание. Не успокоившись, Горбачев 29 марта предложил провести встречу на высшем уровне, чтобы договориться о запрете ядерных испытаний, и снова продлил советский мораторий, несмотря на американское испытание. Соединенные Штаты сразу же отвергли эту идею. Вскоре после этого Шульц публично выразил свою тревогу по поводу недавней модели публичных советских и американских заявлений и надежду, что частная дипломатия может снова стать обычной процедурой; в противном случае, сказал он, "мы никуда не пойдем".
Незадолго до своего отъезда для вступления в новую должность члена партийного руководства в Москве посол 8 апреля встретился с президентом Рейганом (в это время он передал письмо Горбачева от 2 апреля). Хотя существенного соглашения достигнуто не было, была достигнута договоренность о том, что 14-16 апреля министр иностранных дел Шеварднадзе встретится в Вашингтоне с госсекретарем Шульцем для подготовки саммита. 14-16 апреля министр иностранных дел Шеварднадзе встретится в Вашингтоне с секретарем Шульцем для подготовки к саммиту - с обязательством обеих сторон продолжать усилия. В тот же день, 8 апреля, Горбачев заявил, что он не ставит перед собой никаких задач.
"предварительные условия" на саммите, который может состояться, если "дух Женевы" будет "возрожден". Поскольку перспективы проведения второго саммита колебались, были предприняты дальнейшие шаги по направлениям сотрудничества, согласованным в Женеве. Были проведены встречи региональных экспертов (на уровне помощника госсекретаря - заместителя министра иностранных дел): 6 марта - по югу Африки, 10-11 июня - по Восточной и Юго-Восточной Азии, 26-27 июня - по Ближнему Востоку, 2-3 сентября - по Афганистану, 2--28 августа - по региональным вопросам в целом. Совещания экспертов по запрещению химического оружия прошли в Берне 5-6 марта и 5 сентября, и предварительные переговоры по центрам снижения ядерных рисков прошли в Женеве 5-6 мая и 25 августа.
Встречи директора USIA Чарльза Вика в Москве в январе привели к дальнейшим переговорам и заключению в августе соглашения о тринадцати образовательных, научных и культурных обменах. Они включали первый обмен учениками средних школ (по десять человек с каждой стороны) и преподавателями иностранных языков; проблемы здравоохранения, общие для Аляски и Сибири; разработку совместных учебников для изучения языков; применение компьютеров в начальном и среднем образовании; а также обмен открытыми визитами и выставками картин. Советские предложения о внесении изменений в исследования по термоядерной энергии, выдвинутые перед саммитом и согласованные в Женеве, были отклонены из-за возражений Министерства обороны, которое предложило заменить сотрудничество по безопасности АЭС с обычным термоядерным синтезом, о чем было достигнуто соглашение в августе.
Соглашение о гражданской авиации привело к возобновлению регулярного воздушного сообщения между Соединенными Штатами и Советским Союзом 29 апреля. В марте начались переговоры по майскому времени. Самым новым и потенциально полезным шагом стало приглашение министра обороны Каспара Уайнбергера советскому министру обороны посетить Соединенные Штаты. Хотя такие переговоры фактически состоялись лишь два года спустя, приглашение стало началом.
Прогресс в развитии экономических отношений был очень незначительным. В начале года лицензирование нефтегазовых технологий было поставлено на индивидуальную основу, но Соединенные Штаты очень медленно продвигались в ослаблении Западного координационного комитета по экспортному контролю (КОКОМ) и односторонних американских мер контроля. Соединенные Штаты крайне негативно отреагировали на советское выражение заинтересованности в участии в многосторонних торговых переговорах в рамках Генерального соглашения по тарифам и торговле (CATT). Единственным исключением из холодной американской позиции в торговле стало спорное в администрации Рейгана решение о субсидировании продаж американского зерна в Советский Союз. Первоначально спонсированное сенатором Робертом Дж. Доулом и шестнадцатью другими сенаторами Среднего Запада и поддержанное советниками по внутренним делам в кабинете министров, предложение о субсидировании закупок советского зерна встретило решительный отпор со стороны секретарей Шульца и Уайнбергера. Тем не менее, президент Рейган вновь, как и в 1981 году, когда он прекратил зерновое эмбарго, несмотря на возражения Хейга, решил в августе предложить Советскому Союзу почти 4 млн. метрических тонн субсидированной пшеницы для выполнения его квоты по долгосрочному двустороннему зерновому соглашению, подписанному в 1983 году. Администрация была поставлена в неловкое положение, когда Советский Союз, воспользовавшись перенасыщением мирового предложения зерна, не воспользовался этим предложением.
В то время как дипломатия на высшем уровне и переговоры по вооружениям оставались в тупике, а экономические и другие контакты медленно и неравномерно продвигались к нормализации, другие события и действия двух держав двигались в неблагоприятном потоке.
7 марта США беспрецедентным шагом приказали Советскому Союзу сократить штат своей дипломатической миссии при ООН в Нью-Йорке с 275 до 170 человек, поэтапно в течение следующих двух лет. В качестве причины была указана безопасность против шпионажа, хотя последнее публичное обвинение против сотрудника SOiet ООН было выдвинуто тремя годами ранее. Помимо решительного дипломатического протеста, Советы воспользовались первой же возможностью, всего три дня спустя, чтобы арестовать и выслать из страны сотрудника посольства США в Москве Майкла Селлерса, пойманного на тайной встрече с советским источником. Два месяца спустя другой сотрудник американского посольства, Эрик Сайтс, также был арестован и объявлен персоной нон грата.55 20 июня наступила очередь Соединенных Штатов; об аресте полковника Владимира Измайлова, советского воздушного атташе в Вашингтоне, было объявлено ФБР на широко разрекламированной пресс-конференции. Дальнейшие инциденты, а также более важная и иная ситуация, связанная с обвинениями в шпионаже, должны были произойти через несколько месяцев, о чем будет сказано ниже.
Между тем, более серьезный инцидент возник в результате настойчивого политического использования американцами военной мощи, имеющего вспомогательный разведывательный аспект. 13 марта крейсер USS Yorktown, вооруженный ядерными ракетами, и эсминец USS Caron, специально спроектированный и оснащенный для сбора разведывательной информации, намеренно вошли в советские территориальные воды в пределах шести миль от южного побережья Крыма, несмотря на советские предупреждения и сигналы об отходе. Заход двух американских военных кораблей в Черное море (обычно два раза в год) для демонстрации флага и подтверждения своего права на это был обычным делом. Эти же два корабля были там во время последнего похода в декабре 1965 года. Что не было обычной практикой, более того, не было прецедента, так это вхождение таких кораблей в советские территориальные воды. Как только через три дня Советский Союз публично выразил протест против этой акции, назвав ее "демонстративной, вызывающей и преследующей явно провокационные цели", представители администрации настаивали на том, что эта акция была "просто осуществлением права мирного прохода". Это объяснение было оспорено многими американскими экспертами, которые не считали уместным осуществление невинного "прохода" через несудоходные морские пути, поскольку корабли должны были выйти за пределы своих границ, чтобы войти в эти воды. Более того, проход не был "невинным", поскольку USS Caron, очевидно, собирал разведывательную информацию. Договор по морскому праву, хотя Соединенные Штаты и не подписали его, был принят администрацией в 1983 году как воплощение обычного международного права во всех отношениях, кроме прав на исследование морского дна. В этом договоре (раздел 3) говорится, что "любое действие, направленное на сбор информации в ущерб обороне или безопасности прибрежного государства", не соответствует мирному проходу.
Представители Пентагона с готовностью подтвердили репортерам, что одной целью проникновения в советские территориальные воды был сбор разведданных, а другой - утверждение своего права на мирный проход. Они также заявили, что запланированные учения в заливе Сидра у берегов Ливии, которые должны состояться через несколько дней, будут преследовать те же цели, а также поддержат право на плавание в международных водах. Обе акции были одобрены Объединенным комитетом начальников штабов.
Штаб и министр обороны. По словам болтливых чиновников, оба действия были призваны подкрепить призыв президента к Конгрессу об увеличении военных расходов, что можно было ожидать после инцидентов, когда Соединенные Штаты "напрягали свои военные мускулы".
Когда 24 марта "аналогичные" военно-морские учения в заливе Сидра привели к запуску ливийских зенитных ракет SA-5 и ответным воздушным ударам США по этим объектам SA-5 и нескольким ливийским патрульным судам, Советы были еще больше обескуражены заявлениями США о том, что единственной целью недавнего эпизода в Черном море было невинное осуществление невинного прохода.8 Более того, когда всего несколько недель спустя, 14 апреля, Соединенные Штаты начали бомбардировку нескольких объектов в Триполи и Бенгази в отместку за террористический акт в Берлине, ответственность за который была возложена на ливийцев, впечатление запугивания, созданное мартовскими действиями в Сидре и в Черном море за месяц до этого, усилилось.