Глава IV

Карен Хорни

(1885–1952)

«Низкорослый, узкоплечий, широкобедрый пол мог назвать прекрасным только отуманенный половым возбуждением рассудок мужчины: вся красота женского пола и кроется в вызываемом им возбуждении. С большим основанием его можно бы было назвать неэстетичным или неизящным полом.

Действительно, женщины не имеют ни восприимчивости, ни истинной склонности ни к музыке, ни к поэзии, ни к образовательным искусствам; и если они предаются им и носятся с ними, то это не более как простое обезьянничанье в целях кокетства и желания понравиться.

Женщины не способны ни к какому чисто объективному участию или интересу к чему-либо, и причина этому, я полагаю, следующая. Мужчина стремится во всём к непосредственному владычеству над вещами: или посредством постижения, или одоления и усвоения их. Но женщина всегда и во всём обречена только на посредственное господство, а именно — посредством мужа, которым она только и может обладать непосредственно.

Поэтому совершенно в натуре женщины смотреть на всё как на средство для приобретения мужа, и интерес их к чему-либо другому есть всегда только притворный и кажущийся, простой подвох, то есть дань кокетству и обезьянничанью»[140]. Автор этих строк — немецкий философ Артур Шопенгауэр. Биографические словари характеризуют его как мизантропа и мизогиниста (женоненавистника). Даже если судить по одному приведенному выше отрывку, можно со всей уверенностью говорить, что словари не врут. Однако философ в своем произведении «О женщинах» выражал не только личное мнение о представительницах противоположного пола, но и умонастроения, в той или иной мере присущие немецким мужчинам в середине XIX века. Этот текст представляет собой сплав женоненавистничества Шопенгауэра с самыми темными стереотипами, укорененными в немецком обществе того времени. Как показала история, в дальнейшем ситуация не спешила меняться.

В конце XIX — начале XX века женщины в Германской империи были практически бесправны. Эксплуатация труда десяти миллионов работниц была нещадной. Только к началу XX века появился закон о шестидневном отпуске по рождению ребенка, был введен воскресный выходной и десятичасовой рабочий день, запрещен ночной труд, установлен восьминедельный отпуск по беременности. И это при том, что подобные льготы касались только рабочих. Основной формой образования являлась начальная школа для девочек. Посещать гимназии можно было только в исключительных случаях, а первые студентки появились лишь в 1900 году. Принятый в том же году Гражданский кодекс ущемлял права женщин и в брачных отношениях. В частности, супруг имел право принимать любые решения, касающиеся совместной жизни. Жена не могла устроиться на работу без разрешения мужа. Ее собственность после свадьбы переходила в распоряжение мужа, а в случае, если «муж был не в состоянии содержать самого себя», жена была обязана обеспечить ему соответствующее его положению содержание «по мере своего имущества и своей работоспособности». Хотя борьба за права женщин развертывалась всё шире, родиться девочкой на рубеже столетий в Германии означало получить весьма незавидную долю, не говоря уже о шансах на успешную карьеру. И тем не менее некоторым женщинам удалось изменить свою предполагаемую судьбу.

Пятнадцатого сентября 1885 года в пригороде Гамбурга на свет появилась Карен Клементина Теодора Даниельсен, ставшая всемирно известной под именем Карен Хорни. Отец ее Берндт Даниельсен был коммодором в одной из частных судоходных компаний, и в день рождения дочери он находился в очередном плавании к мысу Горн. Он появился дома лишь спустя несколько месяцев, как раз к моменту крещения дочери. Берндт вообще проводил большую часть времени в плаваниях, а не дома с семьей. Но если учитывать его характер, то, может быть, это было и к лучшему. Глава семейства Даниельсен умел только отдавать приказы и требовать от домашних покорности. То, что он был верующим человеком, не смягчало характер «морского волка». Напротив, вера лишь усугубляла его худшие черты — авторитаризм и догматичность. Экзальтированные приступы «праведного» гнева в отношении близких становились обыденным явлением в доме, когда Берндт возвращался из полугодового плавания. Дети даже придумали ему прозвище — «метатель Библии», так часто он использовал священный текст не по назначению.

Клотильда Даниельсен — мать Карен была несчастлива в браке с таким человеком. Она вышла замуж в 28 лет за 43-летнего Берндта, так как боялась, что останется одна. В конце XIX века подобное положение не представлялось немецкой женщине достойной перспективой, хотя и было весьма распространено в силу значительного дисбаланса между количеством мужчин и женщин. В одном только Бремене половина девушек и женщин от шестнадцати до пятидесяти лет были не замужем. Клотильда решила, что привыкнет к нраву супруга, разнице в возрасте и социальном происхождении и сможет ужиться с его четырьмя детьми от первого брака. Ни то, ни другое, ни третье ей так и не удалось. Не было и речи о каких-либо чувствах, а постоянная неудовлетворенность своей жизнью из-за выходок мужа приводила к тому, что в психологии называется «бегством в болезнь» — Клотильда постоянно испытывала недомогание и часто пребывала в депрессии. Подобное состояние матери не могло положительно сказываться на ребенке. Раздражение Клотильды нередко отражалось на дочери. Только в 1904 году, когда Карен было уже 19 лет, Клотильда ушла от Берндта, забрав с собой детей, правда, не решившись развестись.

Несмотря на характер отца, маленькая Карен любила его. Но, увы, Берндту чувства дочери были безразличны. Он проводил больше времени с сыном, воспитывая «настоящего мужчину», которого даже назвал собственным именем. Эта неудовлетворенная потребность в отцовской любви будет заставлять Карен на протяжении всей жизни искать ее подобие, строить отношения с мужчинами, похожими на отца, но которые, как и он, были не в состоянии дать ей то, чего она так желала.

Когда для Карен настала пора идти в школу, отец отказался поддерживать ее в этом стремлении. Берндт не видел необходимости для девочки получать какое-либо образование в принципе, что было вполне естественно для человека его типа. К счастью для Карен, ее мать была иного мнения, и, настояв на своем, отправила девочку учиться.

Ребенок, в котором поддерживают интерес к окружающему миру и дают свободу, может стать великой личностью. Школа довольно быстро превратилась для Карен в место, куда она наконец-то могла сбежать от гнетущей домашней атмосферы. Ее интересы здесь, возможно впервые, находили удовлетворение, а учителя увидели в девочке способную ученицу. Однако в школьные годы у Карен сложилось убеждение о своей внешней непривлекательности, и, вероятно, отчасти компенсировать этот недостаток она стремилась успехами в учебе.

Научившись читать, Карен буквально не отрывалась от книг. Она обожала романы Карла Мая, блистательно описывавшего в них американский Дикий Запад, этот загадочный и полный приключений мир, куда, как, наверное, тогда казалось маленькой Карен, отправлялся ее отец. Самым любимым персонажем Карен был Виннету. Однажды они вместе со школьной подружкой решили поклясться друг другу в вечной дружбе, проколов пальцы и смешав кровь. Девочки даже взяли себе прозвища. Карен выбрала себе имя этого храброго индейца.

Мечты о путешествии с отцом к дальним берегам были настолько сильны, что, уже будучи состоявшимся психоаналитиком, Хорни рассказывала журналистам о плавании к Южной Америке. На самом же деле этого путешествия никогда не было — ни в ее дневнике, ни в школьных документах не говорилось об этом ни слова. Но Карен так о нем мечтала, что придумала это событие для себя, поверила в него и никогда с ним не расставалась, бережно храня «воспоминания» о том, как они с отцом были единственный раз вместе.

В 13 лет Карен поступила в школу при католическом монастыре. Освоение большинства предметов давалось ей легко, поэтому она вскоре стала выделяться среди одноклассников. Тогда же Карен начала вести дневник, которому доверяла самые сокровенные тайны своей души. Одна из первых записей запечатлела ее учителя истории и религии господина Шульце: «…неземной, то есть интересный, умный… привлекательный, ироничный, заинтересованный нами, его учениками, любезный и т. д.»[141]. Большинство дневниковых записей этого времени было посвящено именно учителю Шульце, которого она обожала, кроме того, Карен восхищалась и преподавательницей французского языка — фрау Баннинг. Но ответных чувств, о которых она грезила в своих мечтах, девочка не встретила, что вызывало у Карен печаль и мысли о том, что ее никто не любит.

Болезненным для Карен был и вопрос веры. Она всё более сопротивлялась попыткам отца навязать ей религиозное мировоззрение. Карен писала в дневнике, что ненавидела пастора церкви, которую посещала вместе с семьей, а день конфирмации, или сознательного воцерковления (семья была лютеранами) назвала лицемерием. Религиозный путь познания мира оказался ей чужд, Карен интересовало только образование. Она даже сделала в дневнике такую запись: «Школа — единственная стоящая вещь»[142]. Однажды Карен заболела гриппом. Она была настолько впечатлена добротой и готовностью помочь лечившего ее простого сельского доктора, что по выздоровлении решила: буду врачом. Карен захотела так же бескорыстно служить людям, облегчая их страдания, но на пути ее мечтаний было несколько препятствий. Главное из них — это, конечно же, позиция отца. Берндт Даниельсен и слышать не хотел о том, чтобы его дочь продолжала учиться. Будучи человеком крайне консервативных взглядов, он не видел смысла в образовании девушки, ведь ее предназначение — воспитывать детей, готовить и посещать церковные службы. Знаменитое выражение «дети, кухня, церковь» (от нем. «Kinder, Küche, Kirche») как нельзя лучше характеризовало его мировосприятие.