– Тем более в реанимацию надо.

– Лучше в дом. Бабушка, позвони тете Шуре, сможет она с Жориком посидеть?

– Дело говоришь! – сказал пьяный терапевт. – Александра Анисимовна – это вам стопроцентная гарантия. Вот, забей мой телефон, я тут напротив отдыхаю. А через час сам подойду, посмотрю, что и как.

Мужики занесли носилки в дом. Жорика положили в маленькую спальню. Фельдшер «скорой» сказала, что посидит с ним до прихода тети Шуры. Рвалась к сыну Людмила, но бабушка решительно сказала:

– Сюда не зайдет никто, кроме медиков. Хватит ребенку нервы мотать!

– Я – мать! – возмутилась она.

– Ясен пень, мать. По звонку чужой тетки он бы под провода не бросился, – не выдержала я.

– Она ему звонила? – тихо спросила бабушка.

– Сказала, что, если через двадцать минут не явится, она покончит с собой.

– И я еще сомневалась… – простонала бабушка. – Людмила, уйди с глаз моих долой!

– Бабушка, послушай, – сказала я. – С нами все будет нормально. Как сердце у Жорика восстановится, ему физраствор вольют, и все будет в порядке. А я сейчас лягу спать и просплю, наверное, двое суток. Разбудить меня невозможно. У меня давление будет очень низкое. Проснусь сама. И умоляю: не подпускай Сашу ни ко мне, ни к Жорке. Это для нее опасно.

– Она… тоже?

– И еще как!

– Господи…

– Ты поняла меня, бабушка? Если что, врача зови. Пусть меня каким-нибудь уколом оживляют. Сашеньку к нему подпустишь только в случае остановки сердца. Но это для нее опасно.

Я зашла в свою комнату и, не раздеваясь, рухнула на кровать.

Проснулась я ранним утром. За распахнутым окном ворковал голубь. В комнате я была одна: Тоня еще неделю назад уехала за расчетом и вещами, а Сашеньку, наверное, бабушка положила у себя. На большом пальце левой руки я обнаружила свое траурное кольцо. Кто одел? Я же просила не подпускать ко мне ребенка! Сунула кольцо в карман халата и побрела на кухню.

Вслед за мной на кухню зашла бабушка.

– Есть хочешь? Саша вчера вечером четыре котлеты съела.

– Вчера? То есть я всего ничего спала?