«Не понимаю, в чем сложность, – сказал он с улыбкой, наматывая удочку. – Тут делать нечего».
Ох уж это высокомерие молодости… Родительский инстинкт побудил меня поставить его на место, и я стал настаивать на соблюдении ритуала, которому мы с Майком всегда следовали в Норвегии. Первую пойманную рыбу вне зависимости от ее размера следует поцеловать и бросить обратно в воду.
«Дай-ка мне удочку! – попросил я Стори после того, как он небрежно чмокнул форель и отпустил восвояси в воду. – Хочу еще попробовать». Раз у него получилось, так и я смогу. Не подумайте, что я соревнуюсь с собственным сыном. Я решил скопировать его технику, которая мне показалась просто безукоризненной, простой и очевидной.
Ничего. Мы провели на мосту еще час, я дергал запястьями и изо всех сил убеждал рыбу, что моя приманка – это дерганая муха, и она отчаянно напрашивается, чтобы ее съели. Но нет, второй раз они на это уже не купились.
Около Нельсона на Северном острове я предпринял еще несколько попыток. Дабы привить мне еще кое-какие навыки выживания в дикой природе, Майк отправил меня на курс бушкрафта[37]. Вспоминая пауков, встреченных мною во время обучения в прошлый раз, я отнесся к этой идее с недоверием, но, к счастью, на этот раз никаких арахнид там не было, и я прекрасно провел день с преподавателем-экспертом по выживанию по имени Ян. Основной инструмент для выживания в лесистой местности – это хороший нож. Ян научил меня, как заточить лезвие даже дешевого ножика, чтобы он мог резать бумагу, как бритва. Ян показал, как важен и универсален в применении острый край. С его помощью можно заготовить растопку, разжечь костер, разделать лен на пряди, из которых можно сплести веревки и сделать силки, леску, сеть и многое другое. Под руководством Яна я с помощью ножа смастерил щипцы из найденных нами веточек и самодельной веревочки. Я научился строить статичные или пружинные силки для кроликов и опоссумов, и еще мы лакомились яблоками и орехами с его земли. Я часа два просидел в поле, медитативно плетя льняной браслет, который с тех пор ношу. А вечером, когда оранжевый закат лег на новозеландский кустарник, я стоял на гладких камнях в середине пенистого ручья, который протекает около дома Яна и ну никак не мог поймать рыбу. На следующее утро я рано встал (мы ночевали во флигеле его дома) и на рассвете попробовал еще раз.
Ни рыбешки.
Свет быстро меркнет, и мы доезжаем до нашего отеля во Фьордленде почти в темноте. Отель с большой постелью и завтраками находится на самом краю Фьордленда, на холме, и выходит на озеро Манапоури и горы за ним. Обустроившись в удобном номере, я выхожу на лужайку за зданием отеля, чтобы насладиться сигареткой и полюбоваться на догорающий над озером закат. Я с трудом сдерживаю волнение, думая о предстоящей мне завтра рыбалке. Еще и в таких местах! Майк обзавидовался бы.
Мне едва удается выкурить половину сигареты – это место кишит песчаными мухами. Я поспешно сбегаю в помещение, на ходу размахивая руками и смахивая этих маленьких монстров со своих волос и лица.
Меня предупреждали об этих мелких созданиях. Они крошечного размера, но становятся тем больше и наглее, чем больше вы продвигаетесь на юг Южного острова. Фьордленд печально славится чрезвычайно жарким климатом. Самая любимая пища песчаных мух после крови пингвинов (которых в моем окружении, увы, недостаточно) – это человеческая кровь. И кусают они больно. Это не комарики. Они не будут просто отсасывать кровь хорошеньким аккуратным хоботком. Такого точного и чистого, созданного природой медицинского шприца у песчаных мух нет, так что они просто больно раздирают вам кожу крошечными острыми, как бритва, челюстями, а затем лакают кровь из образовавшейся лужицы. При том, что новозеландцы утверждают, будто у них в природе нет ничего мерзкого (кроме обнаруженного Энди паука-иммигранта), эти крошечные вампиры – их самый мрачный и самый тщательно охраняемый секрет. Они сводили с ума поселенцев, местных жителей и туристов с 1773 года, когда капитан Джеймс Кук описывал лихорадочно расчесанные укусы своей команды, напоминающие язвы от оспы. А маори, надо думать, страдали от них еще задолго до того, именно поэтому они сюда только время от времени наезжали. Существует даже легенда, будто богиня подземного мира посчитала, что фьорды слишком прекрасны, чтобы портить их присутствием людей, и выпустила рой песчаных мух как мощный сдерживающий фактор.
И ее замысел работает. Я прячусь в дом за дверями и сеткой и полощу рот, просматривая ролики на YouTube.
Завтра будет ужасный день.
Наступает ясное, солнечное утро. Я осторожно выхожу и с облегчением понимаю, что песчаные мухи, видимо, предпочитают вечернее время. В воздухе их нет. Не знаю, придется ли мне с ними столкнуться на уровне воды, но пока ничто не мешает мне насладиться чашечкой утреннего кофе и сигаретой без аккомпанемента непрерывного голодного жужжания и страха быть съеденным заживо.
Наконец-то я могу оценить вид. Он прекрасен. Лужайка плавно спускается к более крутому лесистому склону, прямо у подножия которого блестит тихая и неподвижная гладь озера. Это напоминает мне место, где мы с Майком останавливались в одной из наших поездок в Норвегию. Осеннее солнце все еще низко стоит в небе позади меня и греет воздух, так что туман постепенно рассеивается, и я вижу открывающийся пейзаж. Я снова начинаю надеяться, что день будет чудесным. В таком месте Майк точно захотел бы оказаться. Мы с ним не раз обсуждали разные места и, просто глядя на эту дикую природу, я могу себе представить, что из всех мест, где я был в Новой Зеландии, именно здесь Майк чувствовал бы себя как дома. Он мог бы здесь даже поселиться, и песчаные мухи его бы не остановили. Меня захлестывает волна счастья, когда я представляю здесь Майка, в его стихии, в великолепном уединении, которое бы ему так подошло. Здесь как дома. А потом за волной счастья возникает резкая боль. Почему он не здесь? Я одновременно так остро ощущаю его отсутствие и его присутствие.
В каком-то смысле я привез Майка с собой. У меня с собой его куртка с капюшоном, которую он брал в Норвегию. И его зеленая шляпа «Тилли»[38]. Некоторое время назад я с болью перебрал вещи, которые он обычно брал в норвежские поездки, потому что знал, что какое-то задание из списка будет связано с этой шляпой. Я вытащил ее из рюкзака и, плача, поднес к лицу. Она все еще хранит его запах. Это была его любимая шляпа, во фьордах он постоянно ее носил на рыбной ловле и в походах. В ней он выглядел круче, чем я когда-либо в своей жизни, и я даже ни разу не решился ее померить. Но теперь он хочет, чтобы я ее надел.
«Можешь надеть мою шляпу Тилли, – говорилось в задании. – Посмотрим, принесет ли она тебе удачу, чтобы наконец поймать рыбу».
Нахал.
Но он прав. Мне нужна любая возможность привлечь удачу. И еще у меня есть чувство, что если на земле вообще существует такое место, где я прямо сейчас смогу что-то поймать, то это здесь.
Чуть севернее нашего отеля на берегу реки Уаиау около городка Те-Анау мы встречаемся с гидом. Грузим на маленькую моторную лодку с металлическим корпусом, которая на большую часть дня станет нашим домом, снасти для рыбалки и технику для киносъемки и спускаемся на воду.
Над рекой все еще туман. После первого поворота мы немного прибавляем скорость, и из тумана начинают выступать силуэты деревьев. Я сижу на носу и вглядываюсь в эту белую пелену и дикие места, чувствуя себя Мартином Шином в фильме «Апокалипсис сегодня». Лодка легко скользит по мелководью, и окружающий нас туман заглушает рев ее мотора. Сейчас мы чувствуем себя полностью отделенными от всего мира, здесь нет никого кроме нас. Только мы, эта река, эти деревья и солнце, которое постепенно прожигает в тумане дыру. Прекрасно.
Марк, наш гид, выключает подвесной мотор, и мы дрейфуем. Я смотрю через край лодки в воду, такую прозрачную, что трудно определить глубину. Вижу дно и закругленные края всех хорошо утрамбованных камешков на дне. И рыбу.