Как бы это банально ни звучало, я наслаждаюсь каждой минутой этого действа. Мне хочется повторить. Каждую секунду меня переполняют невероятные эмоции от осознания всего окружающего. Я не просто нахожусь в этом неправдоподобно красивом месте, месте покоя, безупречной нетронутой природы, я еще и жарю (на костре, который сам без спичек разжег) рыбу, пойманную мною в этой реке менее часа назад. Рыбу, которую я выпотрошил, почистил, разделал и привязал к самодельному деревянному приспособлению для жарки. И шнурок для этого приспособления я тоже сам сплел из растения, которое только что еще росло тут же, у реки. Мне нужно повторить. Это самая естественная вещь на свете, человек – охотник и собиратель, он живет на земле. Но почти все это большинство из нас забыли и, увы, заменили технологией, всем этим шумом и материализмом.
Но это… это Майк. Во всем этом.
На другой, более щегольской лодке приплывает коллега Марка. Эти лодки созданы для высоких скоростей, прекрасно подходят для глубоководных рек, и в то же время достаточно проворны и устойчивы, чтобы преодолевать песчаные отмели и притоки с перепадами глубины. Мы с Дрю заглатываем вкуснейшую рыбу в один присест и забираемся в лодку, чтобы промчаться по реке до большого озера Те-Анау, в которое на западе впадают «звуки». Некоторое время мы медленно скользим по поверхности его глубоких вод, обрамленных лиловыми зубцами Южных Альп.
Божественно.
Нам с Дрю разрешают поуправлять двумя лодками, и мы ведем их по тихой воде к устью реки и к быстро приближающемуся концу моего приключения.
Город-сад
После долгого переезда на машине из Куинстауна в Крайстчерч у меня остается чувство легкого недомогания. Пока мы едем на северо-восток, слева от нас некоторое время виднеются Южные Альпы, и мы периодически останавливаемся полюбоваться на огромные озера и удаляющиеся от нас горы, кинуть последний взгляд на этот эпический ландшафт, ставший для нас на несколько дней домом, во всем его великолепии. Потом мы направляемся еще дальше на восток. Ближе к побережью земля делается более ровной, а вместе с ней и наше настроение. Фьордленд все еще живо сохраняется в моей памяти, мне жаль, что я не смог пробыть там подольше.
Мы останавливаемся в чистом и удобном отеле «Джуси Снуз» около аэропорта. Отсюда еще надо немного проехать до самого города, и само это место не кажется чем-то необыкновенным. Функциональная, индустриальная зона. В зоне досягаемости несколько закусочных и перекрестков с круговым движением.
Прогулка по центру Крайстчерча вводит меня в уныние. Шесть лет назад этот город пострадал от одного из самых больших землетрясений в истории, зафиксированных в городской местности. Эпицентр землетрясения пришелся на место меньше чем в семи мелях от центра города, и это повлекло огромные разрушения. Многие здания в деловом центре заколочены и исписаны граффити, некоторые спрятаны за высокими ограждениями из рабицы. За многими из этих ограждений – большие участки голой земли. Здания здесь не подлежали восстановлению и были одно за другим снесены. Здесь целые кварталы могут быть непроходимыми и необитаемыми. Почти каждая улица хранит мрачное напоминание о катастрофе, постигшей Город-Сад.
Я целый час провожу в местном музее и проникаюсь этой относительно недавней главой истории города Крайстчерч. Музей позволяет оценить всю трагичность случившегося. Предыдущие землетрясения тоже наносили урон городу и были сильнее, но дальше от центра, пока в феврале 2011-го не случилась эта катастрофа. Когда произошел толчок, некоторые здания рухнули, а многие другие стали непригодны для жилья. Обширные районы вокруг города пострадали от разжижения почвы, из-за чего даже восстанавливать здания на этих участках стало небезопасно.
Трудно сказать, была ли моя эмоциональная реакция на Крайстчерч связана с собственным чувством потери из-за того, что я почти завершил список Майка, но мне показалась, что в этом месте царит атмосфера уныния. От нескольких работников музея я узнал, что за месяцы и годы после случившегося бедствия многие покинули город, уехали куда-то еще внутри страны либо перебрались в Австралию. Или еще дальше. Шесть лет прошло, а непохоже, чтобы здесь что-то восстанавливали. Они еще даже не снесли все полуразрушенные здания.
Теперь, когда я знаю больше, могу с облегчением заметить, что это не такая полная беспросветность, как мне показалось сначала. Среди руин возникла большая рыночная площадь, торговые точки и палатки с уличной едой, сделанные из ярко окрашенных металлических контейнеров для транспортировки. Рынок переполнен людьми, покупающими одежду и изделия ручной работы, а воздух насыщен сочетанием ароматов дюжины различных кухонь. В этом есть какое-то неповиновение, упорство перед лицом самых суровых обстоятельств, отказ сбегать или быть побежденным жестокой силой природы. Это напоминает мне о свойственной человеку борьбе за жизнь.
За обедом в Ботаническом саду Крайстчерча я знакомлюсь с доктором Клэр Райли, которая во многих отношениях олицетворяет это стремление и борьбу за жизнь, несмотря ни на что. В 2006 году Клэр поставили диагноз «болезнь моторных нейронов» с обычным безнадежным прогнозом от двух до трех лет. Несмотря на это, она, по ее словам, хотя и сразу же выбрала гроб, в котором хотела, чтобы ее похоронили (она его до сих пор держит дома, как напоминание о собственной смертности), приложила все усилия, чтобы побороть это страшное заболевание. Сейчас она работает и принимает участие в деятельности Ассоциации Болезни Моторных Нейронов (MNDA[39]) Новой Зеландии. Ради этого я и приехал в Крайстчерч. Чтобы поговорить с Клэр.
Я опасался собственной реакции на нашу встречу. Со смерти Майка я не общался ни с кем с БМН. Я не мог смотреть передачи или читать ни о чем, что связано со страданиями или неизлечимыми заболеваниями, и встречаться с неизлечимо больными. Не хотелось, чтобы поток болезненных воспоминаний помешал нашему разговору. Я боялся, что эмоции возьмут надо мной верх, и я просто не смогу разговаривать с человеком с тем же диагнозом, что был у Майка. Перед поездкой в Крайстчерч я некоторое время переписывался с Клэр по электронной почте, но личная встреча – это ведь совсем другое.
Но, к счастью, я не испытываю никаких неприятных эмоций, сидя здесь рядом с Клэр и партнером/опекуном. Она напоминает Майка, но не в том смысле, что мне хочется разрыдаться. У нее то же язвительное чувство юмора, та же решительность и готовность бороться. Она не позволила своему состоянию диктовать ей правила. Да, она прикована к инвалидному креслу, но ей все же удалось выполнить некоторые пункты из собственного списка предсмертных желаний. Она нашла возможность путешествовать и получать удовольствия от жизни, при этом еще и распространять информацию о БМН, предоставляя страдающим от этого заболевания площадку для обмена опытом и советами и бесценную поддержку. Что-то такое Майк и хотел создать в Великобритании. Клэр незаурядная женщина, она умеет воодушевлять других, с ней легко общаться.
Ее руки похожи на руки Майка, но дышать она может без помощи аппарата. Я с тревогой наблюдаю, как она ест, потому что помню об опасности поперхнуться. Пожалуйста, не подавись. Я смотрю, будучи наготове кинуться на помощь, но стараюсь сделать вид, что вообще не смотрю. Но мне не о чем беспокоиться. С ней все в порядке. Она расспрашивает о Майке, о моем путешествии по Новой Зеландии и о нашем фильме. Весь смысл фильма и этой книги в том, чтобы повысить осведомленность людей о БМН и, надеюсь, даже получить небольшой доход, который можно будет направить на медицинские исследования и оборудование. В начале путешествия, еще в Окленде, я встречался с другим представителем новозеландской ассоциации БМН и высказал желание провести в Веллингтоне благотворительный аукцион, когда выполню все задания. Теперь я обсуждаю с Клэр эту идею. Ассоциация БМН здесь много меньше, чем подобная организация в Великобритании, и я хочу сделать все от меня зависящее, чтобы привлечь к ней внимание и собрать деньги.
Мы вернулись в «Джуси Снуз», и это последняя ночь Дрю здесь. Основные съемки закончены, и я понимаю, что ему не терпится вернуться к своей опечаленной девушке. Утром он вылетает в Окленд, потом небольшой прыжок через Тасманово море в Австралию, чуть более длинный прыжок в Дубай и наконец домой, в Лондон. Прямо сейчас я совершенно не завидую предстоящей ему одиссее. Сам я собираюсь лететь в Веллингтон и пробыть там некоторое время перед возвращением домой. Там я должен провести благотворительный аукцион, и мне останется парочка заданий, прежде чем я перейду к последнему. Это, последнее, для меня не тайна. Я знаю, что это, и мне не терпится его выполнить. Если говорить по правде, я еще не готов вернуться домой. Чем дольше я буду тянуть все это, тем дольше Майк останется рядом со мной. В каком-то смысле.
Мы с Дрю с аппетитом уничтожаем буррито в забегаловке недалеко от отеля. Может, я его даже угощу. Прошло около трех месяцев, как я впервые увидел лохматого оператора, но с тех пор мы дышали одним воздухом день за днем и, могу сказать с уверенностью, стали настоящими друзьями, и я знаю, что эта дружба на всю жизнь. У нас много общего – хотя бы одно то, что мы оба потеряли братьев. Но нас объединяет не только его сопереживание тому, что я делаю. Он крутой парень, и я ему симпатизирую, хотя, конечно, не скажу ему этого; тем более не скажу, что буду скучать. Он сыграл в этом приключении ключевую роль, и я рад и благодарен ему за то, что он принял участие в этом путешествии.
После короткого и не слишком изысканного ужина я по-братски обнимаю его и желаю хорошего пути домой, а потом плетусь к себе в номер собирать вещи в Веллингтон.
Часть четвертая