– Да… – ответил я, совершенно растерявшись.
Она расхохоталась:
– Мы друзья в «Фейсбуке». Вот откуда я тебя знаю!
Ну и скажите, какова была вероятность? Я посмотрел на Дрю и увидел, что его камера дрожит, потому что он с трудом сдерживает смех.
Как это типично для меня – принимать запросы всех женщин, которые проявили какой-то интерес.
Я попробовал еще раз. Седой мужчина сидел рядом с притаившейся на низкой ограде чайкой. Я использовал все, спрашивал, он ли организатор мероприятий (логотип которых на его футболке стал хорошей подсказкой), и через несколько минут моей болтовни (при этом я неопределенно махал рукой в сторону Куба-стрит и доброй половины Веллингтона) он проговорился, что действительно организовывал ночь караоке в одном из местных баров.
– Так вот оно что! – воскликнул я. – А как вас, простите, зовут? Я плохо помню ту ночь.
– Стив, – ответил он. – Диджей Стив.
– А, ну коне-е-ечно! Извините, я был не в себе. Я там, кажется, пел. Неплохо, надеюсь?
– Да, вы хорошо пели.
Это результат!
– Так вы меня вспомнили?
– Да, я запоминаю лица, но имена… – он покачал головой.
Очень хорошо.
Все это задание со «случайными добрыми делами» в целом не работает. Я жду около дома престарелых где-то недалеко от Нельсона, и я с ужасом осознаю, насколько все это вынужденно и глупо.
Не хочу никого винить, но первая попытка сделать что-то для этого задания вышла совершенно не случайной. По просьбе продюсера, который все это организовал, мы пришли в небольшой приют для бездомных на тихой улице в Пиктоне с большим количеством продуктов наперевес, готовые приготовить ужин. Мне пришлось настоять на своем и сказать, что мы никак не можем взять с собой камеру, что делало все это бессмысленным с точки зрения фильма. Но гораздо хуже то, что само пребывание там казалось каким-то ужасно туристическим, фальшивым филантропическим жестом, который почти оскорблял людей, пытающихся найти тихое пристанище вдали от мира. У меня было чувство, что я напрашиваюсь на благодарность за то, что щедро уделил им час своего времени, при том что это никак не изменит их жизнь. Уходить было поздно, так что я постарался сделать все на высшем уровне. Я приготовил еду и попытался сохранять баланс между тем, чтобы говорить слишком много или слишком мало с людьми, которые, вероятно, вообще не хотели говорить. Это было просто ужасно. Грубо, неловко, бесполезно, и это решительно нельзя было назвать «случайным» поступком. Уверен, что это было совсем не то, что имел в виду Майк.
А теперь? То же самое. Нет, даже хуже. Теперь журналистка из местной газеты узнала каким-то образом о моем приезде и хочет взять у меня интервью. Стыд и срам. Я не хочу статьи о том, как правнук Дж. Р. Р. Толкина соизволил выкроить десять минут из своего насыщенного графика, чтобы почтить своим присутствием многих пенсионеров. Это совершенно не про меня! И тем более я не хочу, чтобы это еще и засняли. К счастью, Дрю это понимает и соглашается со мной. Он ушел в общую комнату подпевать Вере Линн[26], пока меня транслируют на всю страну. Ну что же, переживем и это.
Я трачу десять минут на интервью журналистке. Она держится уважительно и профессионально, и я стараюсь вести себя любезно и хорошо отвечать на ее вопросы, но она застала меня не в лучший мой день. После этого я помогаю положить печенье на тарелку, разрезать торт и сижу болтаю с жильцами приюта за настольной игрой. Это достаточно приятно, но я все еще тихо негодую от того, что меня силой втянули в этот спектакль «творим добро». С тем же успехом я мог бы вопить: «Мы еще встретимся!» – вместе с Дрю и остальными. Это настолько же «сильно» изменило бы их жизнь. Не обижайся, Дрю. Или Дама Вера.
Дебби, хозяйка заведения, прерывает меня и спрашивает, не хочу ли я посмотреть ту часть дома, которая предусмотрена для людей, которые не могут себя обслуживать. Она справедливо предполагает, что я кое-что смыслю в подъемниках и в том, как безопасно поднимать людей. По пути куда-то, куда мы так и не придем, она предлагает познакомить меня с каким-то Аланом. Очевидно, он любит знакомиться с людьми. Я не думаю, что он имеет хоть малейшее представление обо мне, но, конечно, почему бы и нет. Я представляю себе, как вежливого старичка весело уговаривают вступить со мной в бессмысленную беседу, в то время как в глубине души он страстно желает вернуться к разгадыванию кроссворда.
Но, едва взглянув на Алана, я понимаю, что мне хочется провести с ним время. Он сидит на стуле в маленькой комнате, не очень удобной с виду, и смотрит на меня взглядом, который напоминает мне Майка. Не знаю, что с ним случилось, – инсульт или что-то еще, но он больше не может говорить, и его подвижность ограничена одной рукой. И глаза у него выразительные, большие, живые, как у Майка. Дебби наклоняется к его лицу и представляет меня громко и медленно, хотя я уверен, что он не глухой. Я часто видел такое обращение с Майком, и это вызывает у меня беспокойство.