— Так точно, товарищ командующий. Я уже ввел 25-й танковый корпус, но танки начали неожиданно подрываться. Сразу потеряли пять машин.
— Как же так? Ведь ты докладывал, что проходы в минных полях проделаны. Я сам видел вешки ограждения. Значит, не организовали охрану и немцы снова заминировали проходы. Разберитесь немедленно!
— Уже разобрались. Немцы здесь еще летом ставили мины, а потом уже в замерзшую землю над ними. Эти мы сняли, а те, под глубоким снегом, не заметили. Да и пехотинцев они выдерживают, а вот танки...
— Значит, здесь многослойный пирог? И Лелюшенко застрял?
— Выходит, так.
Ватутин на минуту задумался. Выглянул в бойницу. Короткий зимний день клонился к концу. Наступать в темноте по неразминированным проходам было более чем рискованно, но противник за ночь может подтянуть резервы, закрепиться. Правда, проясняется небо, а значит, можно будет пустить в дело авиацию...
— Танки вернуть на исходные, — повернулся он к Кузнецову. — Стрелковые части тоже. Проходы за ночь разминировать. Артиллерии вести беспокоящий огонь. Я немного отдохну, а завтра до света начнем все сначала. С первыми лучами солнца авиация должна быть над противником...
Утром 17 декабря после артиллерийской и авиационной подготовки соединения 1-й гвардейской армии генерала В.И. Кузнецова и 6-й армии генерала Ф.М. Харитонова возобновили наступление. Следом за ними поднялись гвардейцы Лелюшенко. Поддержка авиации и хорошо скорректированный артиллерийский огонь, мощный рывок четырех танковых корпусов сокрушили врага. За три дня боев ударные группировки взломали оборону противника. На участке 1-й гвардейской и 6-й армий прорыв составил 60 по фронту и до 40 километров в глубину. В полосе наступления 3-й гвардейской армии оборону прорвали на фронте 20 километров. Две немецкие и две итальянские дивизии были разгромлены полностью. Обстановка потребовала от немецкого командования принятия срочных мер, и Манштейн вынужден был снять с Котельнического направления 6-ю танковую дивизию и бросить ее против Ватутина. После ухода дивизии натиск деблокирующей группировки резко ослаб, и еще до подхода 2-й гвардейской армии немцы практически были остановлены в каких-то десятках километров от Сталинградского котла. Николай Федорович принял сообщение разведки о появлении танков 6-й танковой дивизии спокойно. Более того, даже обрадовался. Связавшись со Ставкой, он доложил о перегруппировке сил противника и попросил подчинить себе 6-ю армию Воронежского фронта. Этого требовала обстановка. Получив «добро», он немедленно связался с командармами и потребовал повысить темпы наступления, особенно танковых корпусов, приказал организовать в каждой стрелковой дивизии передовые отряды, посадить их на автомобили и пустить вслед за танками. Только вперед — вот главное требование командующего.
И войска подхватили призыв Ватутина. Танковые корпуса, не ввязываясь в бои за отдельные опорные пункты, рванулись по тылам 8-й итальянской армии и оперативной группы «Холлидт». Пехота на автомобилях быстро блокировала узлы сопротивления.
В самый разгар столь удачного наступления Николай Федорович слег окончательно. Температура доходила до 40°, ломило суставы, голова раскалывалась от боли. Он лежал на топчане в закутке командного пункта, укрывшись бекешей, и говорил начальнику медслужбы фронта:
— Ни о каком госпитале не может быть и речи. Если хотите, лечите здесь. Обязуюсь, что не встану с этого топчана, буду выполнять все ваши предписания, но от этих телефонов уйти не могу. Скажу вам по секрету, доктор, наступление идет успешно и доклады командармов для меня лучшее лекарство.
Ватутин был непреклонен, и начмед сдался.
Трудно сказать, что больше помогло — круглосуточное дежурство у постели больного лучших терапевтов фронта или хорошие известия с переднего края, но Ватутин скоро поднялся на ноги.
Немцы бросили против вырвавшихся вперед советских танковых корпусов всю авиацию. В район Ворошиловграда, Миллерово, Тацинской прибывали свежие пехотные, танковые, альпийские дивизии. В общей сложности с других участков Восточного фронта и из Западной Европы немцы перебросили сюда 8 дивизий, из них 4 танковые. Но и они не могли спасти положение. «Докладывая по Бодо 28 декабря Ставке о ходе наступательной операции, — вспоминал Г.К. Жуков, — командующий Юго-Западным фронтом Н.Ф. Ватутин так характеризовал обстановку:
— Все, что было ранее перед фронтом, то есть около 17 дивизий, можно сказать, совершенно уничтожено, и запасы захвачены нами. Взято в плен свыше 60 тысяч человек, не менее этого убито; таким образом, жалкие остатки этих бывших войск сейчас не оказывают почти никакого сопротивления за редким исключением.
Перед войсками фронта противник продолжает упорно обороняться на фронте Обливская — Верхне-Чирская. В районе Морозовска сегодня уже захвачены пленные 11-й танковой дивизии и 8-й авиационной полевой дивизии, которые раньше были перед армией Романенко. Наибольшее сопротивление армии Лелюшенко и нашим подвижным войскам оказывают части противника, которые из района Котельникова переправились через реку Дон и выдвинулись на фронт Чернышковский — Морозовск — Скосырская — Тацинская. Эти войска противника стремятся занять рубеж, чтобы воспрепятствовать дальнейшему наступлению наших подвижных соединений и обеспечить тем самым возможность отхода своих войск. А может быть, противник при благоприятных для него условиях попытается вообще удержать за собой весь этот выступ, с тем чтобы потом выручить через него свою окруженную группировку. Однако это ему не удастся. Все силы будут приложены к тому, чтобы отрезать этот выступ.
Авиаразведка ежедневно отмечает выгрузку войск противника в районах Россоши, Старобельска, Ворошиловграда, Чеботовки, Каменска, Лихой, Зверева. О намерениях противника судить трудно, видимо, он основной рубеж обороны готовит по реке Северский (Северный) Донец. Противник вынужден в первую очередь затыкать сделанную нашими войсками брешь шириной по прямой 350 километров. Было бы хорошо без особой паузы продолжать бить противника, однако для этого надо давать сюда подкрепление, так как те силы, которые здесь есть, заняты завершением «Малого Сатурна», а для «Большого Сатурна» нужны дополнительные силы.
У телеграфного аппарата находились Верховный и я.
— Первая ваша задача — не допустить разгрома Баданова и поскорее направить ему на помощь Павлова и Руссиянова, — сказал И.В. Сталин. — Вы правильно поступили, что разрешили Баданову в самом крайнем случае покинуть Тацинскую. Ваш встречный удар на Тормосин 8-го кавалерийского корпуса хорошо бы подкрепить еще какой-либо пехотной частью. Что касается 3-го гвардейского кавалерийского корпуса и одной стрелковой дивизии, направляемых через Суворовский на Тормосин, это очень кстати.
Для того чтобы превратить «Малый Сатурн» в «Большой Сатурн», мы уже передали вам 2-й и 23-й танковые корпуса. Через неделю получите еще два танковых корпуса и три-четыре стрелковые дивизии... У нас имеется сомнение насчет 18-го танкового корпуса, который вы хотите направить в Скосыревскую, лучше оставить его в районе Миллерово — Верхне-Тарасовское вместе с 17-м танковым корпусом. Вообще вам надо иметь в виду, что танковые корпуса лучше пускать на дальние расстояния парой, а не в одиночку, чтобы не попасть в положение Баданова.