— Прошу ввести в прорыв танковый корпус.

— Но ведь прорыва-то еще нет. — Ватутин задумался на минуту. — А, впрочем, ты прав. Вводите, и не один, а оба. И 1-й, и 26-й, да как можно энергичней!

Романенко пошел отдавать приказание, и танкисты увидели наконец красную ракету. В это время на КП появился Василевский с группой офицеров. Ватутин поспешил с рапортом, но Василевский остановил его:

— Не надо, Николай Федорович. Добрался до твоего КП, а там пусто. Я тогда сюда. Что предприняли?

— Ввожу в дело танковые корпуса.

— Но ведь по плану они предназначены для развития успеха армии, а успех у Романенко пока минимальный.

— Согласен, Александр Михайлович, но надо наращивать усилия, бить кулаком, а не растопыренными пальцами. Авиация почти вся на земле, артиллерия бьет только по наблюдаемым целям. Противник не только обороняется, но и контратакует. Сейчас помочь могут только танки. И потом в народе говорят: «Каков запев, такова и песня». Запев нужен удачный.

— Что ж, может, ты и прав...

Через час генерал Романенко доложил, что танки смяли противника. Танкисты 1-го танкового корпуса генерала В.В. Будкова и 26-го танкового корпуса генерала А.Г. Родина с ходу прорвали оборону врага и, разгромив стоявшую на пути румынскую пехоту, устремились вперед.

— Ну, кажется, дело пошло, — улыбнулся Ватутин. — Предлагаю вернуться на КП фронта. Как, Александр Михайлович, согласен?

— Охотно, — тоже улыбнулся Василевский. Надо узнать подробнее, как дела у Чистякова, и докладывать в Москву.

У Чистякова дела тоже шли успешно. Артиллерия и пехота взломали оборону, и устремившийся в прорыв 4-й танковый корпус генерала А.Г. Кравченко неукротимо рвался вперед.

К концу дня ударные группировки фронта, прорвав оборону 3-й румынской армии, вырвались на оперативный простор. 2-й и 4-й румынские корпуса были уничтожены практически полностью, а 6-й блокирован в районе Распопинской. Танкисты Родина и Кравченко продвинулись вперед на 25—30 километров.

В штабе фронта царило оживление, и только Василевский был чем-то озабочен.

— Не все пока ладно у Рокоссовского, — ответил он на вопросительный взгляд Ватутина. — 65-я армия Батова довольно легко заняла передовые траншеи, но далее наткнулась на цепь опорных пунктов, расположенных по склонам меловых высот, и встала. С большим трудом Батов сломил сопротивление противника. В районе Мало-Клетской взял группу высот, но дивизии его продвинулись только на пять километров.

— Выходит, даже не прорвали первую линию обороны? — спросил Ватутин.

— Выходит, так. А ведь немцы будут усиливать сопротивление, возможно, снимут часть сил из-под Сталинграда...

— А знаешь, Александр Михайлович, я думаю, успешное продвижение Чистякова должно помочь Батову. Возьмут ли немцы войска у Паулюса — еще вопрос, а вот забрать часть сил, стоящих против Донского фронта, сам бог велел. Значит, завтра Батову надо усиливать нажим. Уверен, фронт он прорвет.

— Хорошо бы, но вам-то от этого только труднее будет.

— Ничего, есть у меня одна задумка. — Если можно — доложу завтра. Все будет зависеть от того, как поведет себя противник...