— А что сознаваться? Я всегда говорю об этом открыто. Пока нам немец не набил сопатку, воевать не научились. У меня и сейчас не все командиры дивизий соответствуют на все сто процентов.

— А вот это уже плохо. Почему не доложил? Немедленно бы заменили.

— Да нет, вы меня не так поняли. Комдивы — орлы, но некоторые в первый раз пойдут в наступление. Одно дело держать фронт, другое наступать. Да и откуда опыту взяться? Только-только начинаем...

— Ну это не так страшно. Я операцию такого масштаба тоже впервые провожу. Все будем учиться. Для нас в этой науке главное — управление войсками и организация взаимодействия. Кстати, как у тебя отношения с летчиками? Красовский докладывал, что все организовано.

— Так точно. Связь налажена и с летчиками, и с Романенко, и с Донским фронтом. Командарм 65-й Батов звонил прямо перед вашим приездом.

— Ну и хорошо. Давай еще поколдуем на карте, проверим все планы, Таблицы стрельб. Прогоним все цепочки связи...

Долго беседовал Ватутин с командующим 21-й армией, его начальником штаба, начальником артиллерии, инженерных войск, тыла, связи. Всех выслушал самым внимательным образом, доброжелательно. Сам тоже не удержался, чтобы не поработать с картой. Вечером того же дня, тепло попрощавшись с Чистяковым и его штабом, уехал в 5-ю танковую армию. С Романенко провел такую же работу. Обговаривали все детали операции. И опять Ватутин выслушивал подчиненных внимательно, тактично высказывал свои соображения.

Много лет спустя генерал И.М. Чистяков вспоминал: «И еще было одно замечательное качество у Николая Федоровича. Он умел слушать других, не давить своими знаниями и авторитетом. С ним мы, его подчиненные, чувствовали себя свободно, что, понятно, развязывало инициативу. Даже когда он подсказывал верное решение, то делал это... так незаметно и в то же время убедительно, что подчиненный принимал его решение как свое».

19 ноября залпы 15 тысяч орудий и минометов, что в два раза больше, чем действовало под Москвой, обрушились на врага.

Утро этого знаменательного дня выдалось туманным. Вскоре пошел густой липкий снег, и Ватутин, прислушиваясь к морозной тишине, с горечью думал о том, что авиацию из-за нелетной погоды эффективно применить не удастся. Правда, он отдал команду авиации действовать мелкими группами, но артиллерии все же пришлось добавить целей. В 7 часов 30 минут первым залпом «катюш» началась артподготовка. 80 минут шла обработка переднего края. Николай Федорович сидел в углу командного пункта и не отрывал глаз от светящегося циферблата часов. Время тянулось томительно.

— Из Москвы ничего нет? Как подготовлен пункт управления для представителей Ставки? — спросил он у начальника штаба.

— Москва молчит, командный пункт готов, ждем прибытия Василевского.

— Ну хорошо, — сказал Ватутин и снова посмотрел на часы.

Наконец командующий артиллерией доложил, что переносит удар в глубину вражеской обороны.

— Вперед! — воскликнул Ватутин и, ударив кулаком по колену, поднялся со стула.

Вперед пошла пехота и танки Чистякова и Романенко. Через два часа пришли первые доклады, пока неутешительные. Передовые полки дивизий Романенко хоть и наступали, но темпы были низкими.

— Я к Романенко, — не выдержал Ватутин. — Поддерживайте постоянную связь со Ставкой. Как только прибудет Василевский, доложите и позвоните мне...

Романенко встретил командующего с удивлением и удовлетворением. Удивлялся, что Ватутин уже в начале операции приехал именно к нему, а удовлетворен был тем, что может переговорить с командующим с глазу на глаз.

— Пехота и танки вклинились в оборону противника пока на 2—3 километра, — докладывал Романенко. — Румын мы смяли, но за ними оказались немецкие части, и пехота затормозила.

— Что предлагаешь?