Ужин прошел без эксцессов. Все наелись до отвала, Йоша расковырял мороженое в поисках орешков, отдал Мохито, а на предложение выпить чаю или газировки зевнул с подвыванием – в точности как Шольт.

– В душ и спать? Завтра утром сходим на речку. Купаться там нельзя, течение сильное, но можно побродить по берегу и намочить ноги.

Йонаш сонно кивнул. Мохито порадовался – набегался, спать ляжет без лишних уговоров. Вартуша отмахнулась от обещания: «Я вернусь, соберу и помою посуду», унесла в квартиру заснувшего Тишу. Зорьян мужественно доедал грибы, выбирая их из картошки – уже после второго мороженого.

Мохито разложил кресло-кровать, купленное к приезду Йоши, застелил чистым постельным бельем, заглянул в ванную, проследил, чтобы мелкий помыл голову и уши.

– Вытерся? Можешь не обуваться, я тебя отнесу.

Йонаш ощупал разложенное кресло, пару раз подпрыгнул, убеждаясь, что оно не развалится. Снова зевнул.

– Ложись, – усмехнулся Мохито. – Не зря приехал? Доволен?

– Да. Тиша классный. И тетя Ватрушка классная и картошку готовит вкусно. А у тети Вероники тоже мачеха. Я думал, я один такой. Теперь не думаю.

Мохито замер. Он и не подозревал, что Йонаш по-прежнему чувствует себя «не таким». Раньше – понятно. Жить с отцом, знать, что твоя мать умерла от передозировки наркотиков, волей-неволей слышать шепотки за спиной. Но сейчас-то! Ханна – идеальная мачеха. Обеспеченная, уверенная в себе висица, хозяйка процветающего дела, умело распределяющая внимание между двумя детьми – об этом говорили все, кому не лень. Даже Деметриуш хвалил Ханну, а уж он был пристрастен и зорко следил за новой ячейкой общества, в этом можно было не сомневаться. Жизнь Шольта и Ханны протекала на виду, без секретов: весь отряд специального назначения знал, что Шольт съел на завтрак, какую оценку за контурные карты получила Ханна, и сколько пейзажей пришлось нарисовать тете Снежке, чтобы Йоше поставили четверку в четверти.

– Тебе кто-то что-то сказал? Про мачеху? – осторожно спросил Мохито.

– Нет, – растягиваясь рыбкой, пробормотал Йонаш. – Просто таких больше нет. Только в телесериалах. А тетя Вероника настоящая. С ней весело. Значит, я тоже буду нормальный.

Мохито скрипнул зубами. Что делать? Попросить Веронику осторожно поговорить на эту тему? Или не влезать? Йонаш сделал для себя какие-то выводы, они его успокоили… откуда он вообще узнал, что у Вероники мачеха? Вряд ли из светской хроники или сплетен, которые пересказывают волки Гвидона.

Ответ дала Вартуша, к которой Мохито спустился с документами. Не ответила – предвосхитила незаданный вопрос. Повернулась, вытирая тарелку, сказала:

– Я волнуюсь за Веронику. Ей позвонил отец. Сказал, что ее мать в больнице. Оказывается, ее родители разошлись десять лет назад и у отца вторая семья. Вероника потом перезванивала мачехе, о чем-то долго разговаривала. Мне кажется, случилось что-то очень нехорошее. Вероника отшутилась – но она все время шутит, я заметила. И она сильно переживала. Можно ли будет узнать, как у нее дела?

– У меня нет номера ее телефона. И не стал бы звонить, даже если бы был, – честно признался Мохито. – Вартуша, следователь передал ваши документы. Они нашлись. Вот. Проверьте, все ли на месте.

Кухонное полотенце упало на пол. Вартуша взяла из рук Мохито тонкую папку, перебрала бумаги, тронула паспорт и всхлипнула.

– Что-то не так? Чего-то не хватает?

– Все правильно.

«А почему тогда слезы текут?»

Мохито потоптался, осторожно забрал документы. Положил их на стол, подсунув под лапу плюшевого полара, переехавшего с подоконника. Вартуша продолжала стоять столбом, не издавая ни звука, только вздрагивая. Прикосновение к руке ничего не изменило – Вартуша не отступила, не передернулась. Мохито решился и повел ее в комнату. Не в спальню, где посапывал Тиша, а в гостиную с кремовым диваном. Дойдя до середины комнаты, Вартуша уткнулась ему в грудь и разрыдалась. Это были не слезы облегчения – тонкий жалобный вой загнанного в угол зверя. Мохито не выдержал, сгреб ее в объятия, зашептал в ухо: