Вартуша улыбнулась так открыто и светло, что Мохито в сотый раз стало обидно: почему всем остальным достается капелька этого тепла, а ему – нет? Вот и сейчас Вартуша скользнула по нему взглядом и потупилась.

«Хоть наизнанку вывернись, а я ей противен».

Мохито прицепил связку шариков к двери подъезда и сказал:

– Йоша, я пойду наверх, чайник поставлю. Потом, когда тебе будет удобно, принеси оставшиеся пакеты. И помой руки, если будешь что-то есть.

Окно в доме напротив было распахнуто – Зорьян скучал на кухне, созерцая дерево черешни. Как будто решал, можно ли как-то приспособить к делу листья. Мохито помахал ему упаковкой разноцветной сахарной ваты. Волк обрел интерес к жизни, начал расспрашивать, где продают такую красоту. Договорились быстро – сегодня решили поделить на всех то, что купил Мохито, а завтра отправить Зорьяна за добавкой. Планирование прервал громкий комплимент.

– Ого, какой красавец! И цветом в точности как Ватрушка, только глаза черные.

Появившаяся возле лавочки Вероника – легка на помине – познакомилась с Йонашем и медведем, похвалила шарики, а узнав, что где-то в заначке имеется надувной жираф, оживилась и закричала:

– Мохито! Быстро иди сюда! В твоем возрасте стыдно прятать жирафа в спальне и ни с кем не делиться. Неси, надувай, будем играть.

Спустившись вниз с мячом и жирафом, Мохито убедился, что между Зорьяном и Вероникой случился какой-то конфликт. Он заметил натужность в общении – Зорьян отворачивался, Вероника слишком лучезарно улыбалась. Вартуша посматривала на них с опаской, как будто что-то знала, и Мохито окончательно расстроился. Наверное, Зорьян не сдержался, попытался приударить за смешливой висицей, получил отказ и каким-то образом напугал Вартушу – вероятно, та услышала ссору, и решила, что попала в общество похотливых альф, не научившихся держаться в рамках приличий.

Жираф в надутом виде имел успех. Вероника с Вартушей отобрали его у детей, устроили возню, перебрасывались, хохотали, перешептывались и снова хохотали. Зорьян ел сахарную вату с видом мученика, получившего паек из можжевеловых ягод. Дети тоже ели сахарную вату. Не помыв руки. И никого, кроме Мохито, это не огорчало. И увещевания никто не слушал.

В разгар сахарно-жирафовых развлечений у Мохито завибрировал телефон. Позвонил следователь, сообщивший, что все изъятые с хутора бумаги разобраны, документов Вартуши в них не нашлось.

– Ты же понимаешь, что такой колодец до донышка не вычерпаешь. Надо избы по бревну разметать и дворы проборонить, чтобы все заначки вывернуть, а у нас была задача нелегальную продукцию обнаружить. Наверняка паспорт где-то припрятан, но не отдадут же. Придется отправлять запросы, пытаться удостоверить ее личность. Искать свидетелей – не здесь, здесь правды не добьешься, утерю документов никто не подтвердит. По идее, надо домой писать. Дома-то знают, куда она уехала? И что у нее ребенок?

– Сомневаюсь, – вздохнул Мохито. – Она ничего не говорила, но домой не рвется. Можно как-то по-другому сделать?

– В принципе, можно, – следователь зашуршал бумагами. – Так, что у меня тут?.. Она мне давала данные продавщицы с рынка, говорила, что ту тоже удерживали на хуторе. Личность мы установили, связались, эта Наиля ничего не подтверждает, давать показания не хочет. Вышла замуж, не собирается ворошить прошлое, и будет жаловаться, если ее начнут вызывать на допросы. Спроси, с кем-то еще она в столице на заработках общалась? Кто-нибудь с рынка может ее опознать? Бывший работодатель посодействует?

– Спрошу.

– Только не затягивай. Пошевелиться надо. Без документов долго не проживешь. Понадобится мелкому в больницу – и как тогда?

– Сейчас и спрошу, – пообещал Мохито.

Вартуша, которую он оторвал от Вероники и жирафа, выслушала рассказ о документах, Наиле и подтверждении личности, и побледнела как полотно. Переспросила:

– Наиля не хочет давать показания?

– Вышла замуж. Вероятно, боится, что хуторская история станет известна супругу, и начнутся неприятности. Так часто бывает, – объяснил Мохито. – Не заставишь. Кто-то еще может удостоверить твою личность?