26 января «Петербургская газета» сообщила об увольнении Нижинского. На следующий день здесь же опубликовали большое интервью с ним. Он рассказал журналисту, что попросил позволения танцевать партию Альберта в костюме, созданном Бенуа для парижских гастролей, и получил разрешение, но, когда уже был одет в костюм первого акта, ему сказали, что костюм слишком откровенный, однако ни Крупенский, ни Головин, ни другие официальные лица не запрещали ему выступать в нем. На следующее утро его вызвали в дирекцию и объявили, что он уволен из императорских театров из-за своего костюма первого акта.

«Я не хочу обсуждать этот случай, — говорил Нижинский. — Я могу только утверждать, что, если бы дирекция императорских театров хотела удержать меня на службе, она могла выбрать один из двух путей: или настоять на том, чтобы я переоделся в костюм, принадлежащий театру, или отдать мою роль другому танцору — Легату или Андрианову, они оба присутствовали на сцене и не раз танцевали эту партию. Не знаю, почему я должен отвечать за поведение других людей. В течение всего курса обучения в театральной школе и за три коротких сезона в театре я отдавал всю свою энергию на то, чтобы демонстрировать высокий уровень своего обучения и служить славе нашего искусства сначала в России, а затем и за границей. В награду я был уволен с уведомлением за двадцать четыре часа. Лично я не уволил бы подобным образом даже слугу за значительно более серьезный проступок…»

В этом же году Кшесинская будет танцевать с Нижинским в Лондоне. Предприятие Дягилева не было дискредитировано. И что важнее всего, осуществилось самое заветное желание Дягилева — Нижинский был свободен и мог со временем завоевать мир.

Вполне логично предположить, будто Дягилев не принимал окончательного решения о создании своей труппы до отставки Нижинского, но это не так — он начал подписывать контракты с другими танцорами с 1 декабря 1910 года.

Как всегда торжествуя, Дягилев намеревался всю досадную ситуацию с Нижинским использовать как рекламу для его собственного предприятия. Во второй половине дня в четверг, когда не осталось уже никаких сомнений в отставке Нижинского, он послал телеграмму Астрюку.

Дягилев из Петербурга в Париж Астрюку, 10 февраля 1911 года:

«После триумфального дебюта в присутствии всего Петербурга Вестрис был уволен в течение двадцати четырех часов. Повод — костюм в стиле Карпаччо, созданный Бакстом. Чудовищная интрига. Пресса сегодня негодует. Интервью с директором, объявившим о своем намерении вернуть Вестриса, но тот отказался. Ужасный скандал. Используйте для рекламы. Подтвердите получение. Серж».

Астрюк, естественно, отнесся к сообщению Дягилева с недоверием, тем более что он приписал Баксту костюм работы Бенуа. Подобные атрибуции, как в случае с авторством «Шехеразады», входили в привычку. (Единственная мыслимая причина этого в том, что имя Бакста пользовалось большой популярностью в Париже.) Поэтому Астрюк обратился за разъяснением к Гинцбургу. В тот же вечер Гинцбург ответил.

Гинцбург из Петербурга Астрюку в Париж, 12 февраля 1911 года:

«Костюм откровенный*[177], но ответственность лежит на дирекции. Не предвижу никаких осложнений с продажей билетов за границей, однако возможны проблемы с лондонским тала».

Он, очевидно, имел в виду взаимоотношения вдовствующей императрицы с королевой Александрой. Дирекция императорских театров распространила слух, будто императрица Мария Федоровна, шокированная костюмом Нижинского, попросила об его отставке. Позже она утверждала, что не говорила ничего подобного.

В пятницу Дягилев снова послал телеграмму.

Дягилев из Петербурга Астрюку в Париж, 13 февраля 1911 года: «Постарайтесь достать и прислать мне поскорее письма или интервью Дункан и Замбелли о Нижинском и по поводу его нелепого увольнения. Жду ответа».

И снова на следующий день:

Дягилев из Петербурга Астрюку в Париж, 14 февраля 1911 года:

«Ставят в вину костюм такой же, как в парижской „Жизели“ в стиле Карпаччо. Обеспокоенная дирекция придумала, будто отставки потребовала вдовствующая императрица. Давайте как следует взбудоражим»**[178].

Час спустя:

Дягилев из Петербурга Астрюку в Париж, 14 февраля 1911 года: «Все присутствовавшие члены семьи аплодировали. Мать, увидевшая в первый раз, заявила, что никогда не видела ничего подобного. На следующий день дирекция утверждает, будто мать шокирована и настаивает на отставке. Подтвердите получение. Пришлите газетные интервью».

Перед уходом из конторы в ту субботу Астрюк написал ответ.

«Астрюк из Парижа Дягилеву в Петербург, 14 февраля 1911 года (зарегистрировано):